Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Мне тебе надо доказать, что я прав? Вы здесь блокированы, так что никто из вас не уйдет, нужно только полчаса, а то и меньше, и вас — беспомощных — смешают с землей. И при таком положении дел я должен советовать бею сложить оружие? Да он примет меня за сумасшедшего. Миралай, да будет к нему Аллах милосерден и милостив, своей неосмотрительностью подвел к краю гибели полторы тысячи храбрых воинов. Каймакаму же выпадает теперь почетная задача вызволить их из этой беды, если ему это удастся, он поступит геройски, как хороший офицер. Но с помощью высокопарных слов, за которыми прячутся коварство и страх Каймакам не справится с этим. Я должен говорить только с ним. В военных делах решает только воин.

— И все же ты вынужден будешь выслушивать и меня!

— Интересно, почему?

— Здесь идет речь о делах, касающихся закона, а я макредж!

— Будь хоть кем хочешь! У тебя нет полномочий, и поэтому все с тобою ясно.

Этот человек был мне отвратителен, но мне и в голову не пришло бы высказать свои чувства, даже поведи он себя по-другому и не имей он вины за нынешние события. Почему вообще присоединился этот судья к экспедиции? Уж, наверное, только затем, чтобы после поражения езидов дать им почувствовать в рамках могущественного закона превосходство по силе турок-османов.

Я обращался теперь только к каймакаму.

— Что мне сказать бею, если он меня спросит, почему вы напали на Шейх-Ади?

— Мы хотели схватить двух убийц, к тому же потому, что езиды не платят регулярно хараджа[21].

— Он сильно удивится подобным причинам. Убийцу вы должны искать у вас самих, это он вам докажет, а харадж вы могли получить другим путем. А что мне сказать ему о твоих теперешних решениях?

— Скажи ему, пусть он мне пошлет человека, с кем я могу обговорить все условия, на которых я отступаю!

— А он меня спросит об основаниях твоих условий?

— Именем мутасаррыфа я требую вернуть наши орудия, денежную компенсацию за каждого мертвого или раненого, и еще я требую выплатить сумму — я ее еще определю — в качестве контрибуции, иначе мы все здесь подожжем.

— Аллах керим! Он дал тебе рот, очень хорошо умеющий требовать. Тебе не нужно больше ничего мне говорить, достаточно и этого, все остальное ты можешь передать Али-бею сам. Я сегодня иду к нему и сам принесу вам ответ либо пошлю гонца.

— Скажи ему еще, пусть он отпустит наших артиллеристов и компенсирует им за испытанный страх!

— Я сообщу ему и это, но я опасаюсь, он потребует также и от вас возмещения за это ваше неожиданное нападение. Теперь мне все ясно, я отправляюсь; хочу вас, правда, предупредить: если вы принесете вред Шейх-Ади, бей вас не пощадит.

Я поднялся. Он тоже вышел из комнаты. Я позвал Ифру и Халефа вниз седлать животных. Это не заняло много времени. Мы покинули дом и вскочили в седла.

— Ждите здесь, я скоро приеду!

После этого я сперва проехал немного вниз по долине, чтобы посмотреть на то, как поработали пушки. Последствия были ужасающими, картина смягчалась только тем, что езиды забрали раненых турок, чтобы оказать им помощь. Все выглядело бы иначе, если бы нападение туркам удалось! Я отвернулся, хотя победители обрадованно кричали мне что-то из окопов, взял Халефа и Ифру с собой и поскакал вверх по ручью, чтобы добраться до дороги на Баадри; я полагал, что именно там находится бей.

Проезжая мимо храма, я увидел стоящего перед ним каймакама со штабом. Он кивнул мне, и я подъехал к нему.

— Скажи шейху, что он должен заплатить за смерть миралая!

— Я полагаю, макредж Мосула прилагает огромные старания, чтобы выдвинуть побольше требований, и я думаю, что и бей потребует значительную сумму за убитого парламентера. Но я все равно передам ему твои слова.

— У тебя с собой башибузук?

— Как видишь!

— Кто тебе его дал?

— Мутасаррыф.

— Он тебе еще нужен?

— Да.

— Нам он тоже нужен.

— Тогда добудь приказ губернатора, предъяви его мне, и я отдам тебе башибузука.

Я поехал дальше, мимо меня шли одни мужчины, все с мрачными лицами. Руки некоторых тянулись к кинжалам, поэтому меня сопровождал насир-агаси — до тех пор, пока я не оказался в безопасности. Затем мы простились. Прощание было коротким, время торопило.

— Эфенди, мы увидимся снова? — спросил он.

— Все ведомо Аллаху, и это тоже. Нам же это неведомо.

— Ты мой спаситель, я тебя никогда не забуду и приношу тебе свою благодарность. На случай, если мы с тобой когда-нибудь увидимся, скажи мне, могу ли я служить тебе?

— Огради тебя Господь! Может быть, я тебя увижу снова уже как миралая, тогда пусть у тебя будет под началом лучший кисмет[22], чем у Омара Амеда.

Мы подали друг другу руки и расстались. Он тоже попался мне в такое время, когда я меньше всего думал о нем.

Буквально через несколько шагов, чуть выше, мы встретили за кустом первого езида, который осмелился настолько глубоко продвинуться в долину, что, начнись битва снова, он стрелял бы наверняка. Это был сын Селека, моего переводчика.

— Эмир, ты цел? — крикнул он, увидев меня, и вышел навстречу.

— Да. У тебя с собой книга пира Камека?

— Нет. Я спрятал ее в таком месте, где ей ничего не сделается.