Том 9. Рассказы. Капкан

— Может, и так, только мне лично сдается, что в этой жизни — другой-то я пока не видал — человек только и знает, что приписывать себе доблести. Ох, боже ты мой, опять я пустился в философию! Видишь, какая история: года два назад сходил я в Киттико с «Эмили К. Джаст» и стянул один журнальчик, там напечатано про какого-то парня, называется «Философ лесной окраины». Ба, решаю, не иначе — про меня! Два года прошло, а никак не стряхну с себя эту блажь! Скупишь ондатру по дешевке, продашь с барышом — стало быть, это все мой могучий ум. Нагреют на сделке — опять резон готов: чересчур я хорош для этого бесчестного мира. Прямо умора! А занятно, небось, глядеть, как я козыряю перед образованным человеком?

Джо Истер побагровел от смеха. Ральф перестал дичиться. Смущаясь, но без утайки он поведал о том, как ему трудно освоиться в этих краях, и уже подбирался к своей главной беде, как вдруг на них, точно циклон на прерию, налетел Вудбери.

— Хелло, — неприязненно рявкнул Вудбери.

Он стоял возле навеса, мокрый до нитки, победоносно увешанный множеством щук и глубоко задетый тем, что его не встречают как героя-мученика.

— Хелло, — спокойно сказал Джо.

— Что-то я не припомню вас, приятель, — фыркнул Вудбери.

Ральф заметил, что взгляд у Истера был уже совсем не такой ясный и добрый, когда он ответил Вудбери:

— Надеюсь, вы не в обиде, что я тут вам навязался. У меня это местечко вроде как облюбовано для стоянок. А звать меня Истер. Купец с фактории Мэнтрап…

О, как рассыпался тут в любезностях коммерческий директор (и вице-президент) чулочной компании «Век Ажура», приветствуя гостя, как сильный сильного, когда с двух разных концов земли[73] сойдутся друг с другом они:

— Ну, как же, как же! Джо Истер! Дай пять, старина! Наслышан про тебя — и даже очень. Я ведь уж побывал тут три года назад — рассчитывал добраться до Озера Грез, да не вышло. Ха, я как раз метил подкупить у тебя кое-что из продовольствия, когда доберемся до фактории. Ну, а меня, Джо, звать Вудбери, Вэс Вудбери. С этим… с Прескоттом, ты, наверное, сам познакомился? Новичок в здешних краях… Да и где он вообще не новичок? Разве что в детской… Представляешь: в резиновых тапочках пожелал здесь разгуливать — это вместо сапог! Как тебе понравится? Конечно, я про такую погоду, как сейчас, не говорю — на тебе вон мокасины с калошами, — но куда ж ты, толкую ему…

В безудержный поток откровенностей Вудбери словно форштевень лодки врезался голос Джо Истера:

— Я никогда не хожу летом в сапогах. В лодке — мокасины, на берегу — мокасины с калошами. Только так.

(Ральфу припомнилось, что за благородные сапоги, приобретенные по настоянию Вудбери, он выложил тридцать пять долларов.)

— Да ну, Джо? — журчал Вудбери. — Вот как? Надо будет и мне попробовать мокасины с калошами. Да, так вот. Этот малыш — теперь-то он начал нос задирать, воображает, будто заделался бывалым таежником, а ведь на первых порах подушку с собой таскал, а в первую ночь с°брался раздеться догола и напялить пижаму! И это здесь! К северу от пятьдесят третьей параллели!

— Да что вы!

Истер посмотрел на Ральфа в упор; Вудбери смерил Ральфа испепеляющим взглядом; Ральф почувствовал себя мальчишкой-несмышленышем, который думал, что удачно занимает разговором поклонника своей сестры, а теперь взрослые почему-то, украдкой посмеиваясь, отсылают его спать… Истер отвел от него цепкий взгляд и спокойно оглядел Вудбери; тот стоял, слегка пригнувшись, просунув голову под брезентовый навес.

— Значит, такое дело, — неторопливо заговорил Истер. — Мне сорок шесть лет. Родился в Нью-Брансуике Отецсапожник. Порядочно времени поработал в каретных мастерских. Так что в лесах живу лет двадцать пять, не больше. Когда приехал сюда — щеголь отчаянный, со второй рубахой на смену — не сразу принялся за лукавое ремесло торговца. Сперва был погонщиком, после — траппером. Да. Гак вот, поначалу-то, конечно, мечтал стать отчаянным малым, прожженным, отпетым и все такое. На дворе — жара, а я сплю в штанах. Ну, а потом — то да се… знаете, как: состарился, разбогател — иной раз расплатишься в конце года по счетам, глядишь, еще несколько долларов осталось… Правда, зимой, когда мотаешься на собаках, скупаешь меха — спишь как есть, только очки снимешь. Но летом… — Он остановился на полуслове. Взгляд его застыл на Вудбери. В голосе зазвучали ледяные нотки.- …летом, друг, я надеваю на ночь пижаму — особенно когда в пути. Причем шелковую пижаму, приятель. И я скорей отдам своего рулевого Лоренса Джекфиша — вон он, таскает у вас из банки помидоры, — чем расстанусь с моей мягкой подушкой — я ее уж лет пять с собой вожу! Вашему брату, городским тузам — ты ведь, поди, коммивояжер, Вудбери? — для вас лишения в походе — одно удовольствие. А для меня дорога — бизнес, и я стараюсь устроиться в пути как можно удобнее, и если разрешите у вас стрельнуть еще сигаретку, мистер Прескотт, буду вам очень обязан.

Оглушительное молчание. Истер курил, и Ральф курил, а Вудбери открыл рот и не нашел что сказать.