Томъ четвертый. Скитанія

— Ю! ю! — ревѣли китайцы, напрягая послѣднія силы. — Ю!.. — Ящикъ дѣлалъ неуклюжій прыжекъ и со стукомъ и звономъ падалъ, наконецъ, черезъ закраину платформы.

На другой день къ обѣду мы пріѣхали въ Хайдаръ и тотчасъ же отправились осматривать городъ, отстоящій отъ станціи на двѣ версты. Вѣтеръ былъ такъ силенъ, что положительно мѣшалъ идти. Мелкій твердый снѣгъ, падавшій сверху, мгновенно улеталъ, Богъ знаетъ куда, какъ будто раздроблялся на мельчайшіе атомы и безслѣдно исчезалъ въ пространствѣ. Унылый видъ опустѣлаго и полуразрушеннаго города печально гармонировалъ съ сѣрымъ и тяжелымъ небомъ, нависшимъ надъ пыльною степью.

Хайларъ состоитъ изъ одной не очень длинной улицы, тѣсно застроенной съ обѣихъ сторонъ фанзами. Отъ улицы идутъ короткіе переулки, а вокругъ города обходитъ глинобитная стѣна съ большими воротами спереди и сзади.

Многія фанзы стоятъ пустыми, на другихъ красуются вывѣски русскихъ лавокъ и дощечки съ названіемъ различныхъ военныхъ частей. Даже церковь находится въ такой же фанзѣ, почти совсѣмъ не передѣланной. Въ небольшомъ дворикѣ на крѣпкой деревянной балкѣ висятъ три колокола: два большихъ унаслѣдованы отъ буддійской молельни. Они имѣютъ оригинальную грушевидную форму съ загнутымъ и суживающимся книзу краемъ и украшены китайскими надписями, похожими на ажурную рѣзьбу. Впрочемъ, въ центрѣ города теперь очищена площадь для новой церкви, которая начнетъ строиться съ будущаго года.

Жизнь въ Хайларѣ идетъ чрезвычайно уныло; офицеры, съ которыми я познакомился, жаловались, что ощущаютъ недостатокъ въ самомъ необходимомъ; въ фанзѣ, гдѣ они жили, было темно и сыро, и царствовалъ невообразимый безпорядокъ; даже одежда ихъ отличалась странной небрежностью, только пуговицы и эполеты нѣсколько свѣтились изъ-подъ общаго тусклаго налета.

— Теперь все-таки лучше! — разсказывали они. — Вотъ, когда только что пришли сюда, правда, приходилось круто. Китайцы разбѣжались, русскихъ нѣтъ, ничего купить нельзя, по мѣсяцу чай безъ сахара пили… Теперь вотъ даже и китайцы начинаютъ понемногу возвращаться…

Дѣйствительно, нѣкоторыя семьи вернулись и заняли свои покинутые дома. Открылись двѣ или три китайскія лавченки и столько же небольшихъ харчевенъ. Мы забрели въ одну изъ нихъ; она имѣла поразительно нищенскій видъ; три или четыре китайца тихонько сидѣли въ углу и ѣли вареные бобы. Увидавъ насъ, они какъ-то съежились и даже ѣсть перестали. Мы пробовали заговорить съ ними, но они только испуганно смотрѣли и показывали знаками, что не понимаютъ по-русски.

На полдорогѣ между городомъ и станціей стоитъ большой и прекрасный храмъ съ изразцовыми стѣнами и кудрявыми крышами изъ темно-коричневой черепицы. Ворота были широко раскрыты. Мы соблазнились и вошли посмотрѣть, но не успѣли мы сдѣлать нѣсколько шаговъ, какъ изъ-за угла выскочилъ часовой съ ружьемъ и бросился къ намъ навстрѣчу съ многими и энергичными словами. Онъ взялъ ружье на перевѣсъ и побѣдоносно изгналъ насъ изъ запретнаго двора, продолжая сыпать самой безцеремонной бранью. Американцы, бывшіе съ нами, такъ испугались, что, даже выскочивъ изъ негостепріимнаго храма, продолжали безъ оглядки бѣжать впередъ.

По существу вещей часовой, конечно, былъ правъ, ибо въ глубинѣ храма былъ устроенъ артиллерійскій складъ, но мы, разумѣется, не могли этого знать. Какъ бы то ни было, ругательства и угрозы штыкомъ были излишней роскошью, и мы отправились въ городъ къ коменданту, тѣмъ болѣе, что свободнаго времени было еще много впереди, и намъ хотѣлось все-таки посмотрѣть запретный храмъ. Комендантъ, къ сожалѣнію, только что улегся спать послѣ безсонной ночи и не могъ насъ принять. Онъ предложилъ намъ черезъ денщика, чтобы мы пришли на слѣдующее утро въ десять часовъ, но это было бы довольно трудно исполнить, ибо поѣздъ уходилъ на пять часовъ раньше.

Потерпѣвъ неудачу у коменданта, мы отправились отыскивать артиллерійскихъ офицеровъ, которые завѣдывали складомъ. Офицеры оказались очень любезны и весьма сожалѣли о нашемъ маленькомъ столкновеніи съ суровымъ часовымъ.

— А только, знаете, онъ въ сущности правъ! — вѣжливо объяснилъ одинъ изъ офицеровъ. — По правиламъ военнаго времени онъ иначе и поступить не можетъ.

— Раньше еще хуже бывало, — прибавилъ онъ, — съ китайцами этими… Идетъ мимо китаецъ, подойдетъ близко; часовой окликнетъ: «Кто идетъ?» — ну, китаецъ, конечно, по-русски не понимаетъ, думаетъ, зовутъ его, подойдетъ еще ближе… А часовому что дѣлать? Бацъ въ него, понятно, и капутъ!..

Въ сопровожденіи одного изъ офицеровъ мы снова отправились къ неприступному храму. Онъ оказался обширнымъ съ нѣсколькими дворами и тремя или четырьмя отдѣльными зданіями. Въ молельнѣ стояло нѣсколько огромныхъ идоловъ странной формы, покрытыхъ яркими красками и позолотой. Носы у идоловъ были отбиты, и лица испещрены круглыми черными отверстіями, похожими на огнестрѣльныя раны.

— Солдаты баловались! — коротко объяснилъ офицеръ, проходя мимо.

Это, дѣйствительно, были слѣды пуль.