Томъ четвертый. Скитанія

Я встрѣтилъ этого человѣка еще два раза въ тотъ же самый день. Вторая встрѣча произошла въ началѣ вечера, когда, еще разъ посѣтивъ казино, я отправлялся обѣдать въ знакомый ресторанъ на другомъ концѣ игорнаго города. Человѣкъ въ мягкой шляпѣ стоялъ на углу улицы предъ богатымъ ювелирнымъ магазиномъ и разсматривалъ кольца и браслеты тѣмъ же тупымъ, какъ будто безсознательнымъ взглядомъ.

Третья встрѣча произошла на три часа позже, когда, измученный толкотней по этому пышному притону, я отправлялся, наконецъ, на вокзалъ къ поѣзду, уходившему за Альпы. Призракъ опять стоялъ предъ витриной магазина, но этотъ магазинъ былъ оружейный, и за его стеклами были выставлены кинжалы и револьверы.

Эти три встрѣчи запомнились мнѣ, какъ три акта театральнаго представленія, три послѣдовательныхъ этапа короткой «Жизни игрока».

Не знаю, какое рѣшеніе приняла въ ту ночь блуждающая мысль призрака въ мягкой шляпѣ и попало ли его дѣйствіе въ списокъ «различныхъ происшествій» на слѣдующее газетное утро. Я молча прошелъ мимо него и направился къ вокзалу. Казино попрежнему сіяло ослѣпительными огнями. Почти машинально я поднялся на крыльцо и прошелъ внутрь. Быть можетъ, мнѣ хотѣлось, чтобы поверхъ этой туманной фигуры, блуждающей во мракѣ, легло послѣднее яркое и шумное впечатлѣніе. Несмотря на поздній часъ, игра не ослабѣвала. Дюжина колесъ вертѣлась взапуски, собирая золотую жатву. Толпа брала приступомъ мѣста у столовъ, и во всѣхъ четырехъ концахъ раздавались тѣ же лихорадочно возбуждающіе оклики:

«Faites vos jeux, messieurs,

Rien ne va plus!»

* * *

На другое утро я былъ въ Генуѣ, на большомъ загородномъ кладбищѣ, которое такъ красиво называется по-итальянски «Святымъ Полемъ». Кладбище это составляетъ лучшее украшеніе города. Оно расположено на высокомъ ровномъ холмѣ, откуда открывается великолѣпный видъ на городъ и на морской заливъ. Оно разбито квадратомъ и окружено высокой двухъэтажной аркадой. Четыре стороны аркады наполнены памятниками и статуями, изваянными изъ мрамора и бронзы. Все это созданія новаго времени, и почти ни одна могила не заходитъ дальше начала XIX вѣка, но на этихъ благородныхъ памятникахъ видно, что современное итальянское искусство еще таитъ въ себѣ часть того художественнаго огня, который два раза обезсмертилъ Флоренцію и Римъ.

Статуи на кладбищѣ считаются тысячами. Это цѣлое населеніе, огромная мраморная толпа, и она явилась мнѣ во сто кратъ благороднѣе и чище живой толпы игроковъ, наполнявшихъ Монако. Эти бѣлыя лица были такъ таинственно строги, такъ торжественно прекрасны. Вмѣсто того, чтобы безпорядочно толпиться вокругъ игорнаго стола, эти люди стояли въ художественныхъ группахъ, и каждая складка ихъ платья дышала спокойствіемъ и красотой.

Эти мраморные люди хранили важное безмолвіе, но чистыя линіи ихъ тонко-очерченныхъ лицъ говорили достаточно краснорѣчиво. Ни единое дыханіе жадности и себялюбія не оскверняло неподвижныхъ гробницъ. Всѣ эти безмолвныя жены любили своихъ мужей, дѣти жалѣли и тосковали о родителяхъ, цѣлыя семьи стояли тѣсными братскими рядами, и никакое предательство не могло нарушить ихъ родственную пріязнь. Вмѣсто мелочей жизни и ея звѣриныхъ страстей, надъ этими мраморными поколѣніями властвовалъ идеалъ, несложный, наивный, унаслѣдованный по преданію, но все же идеалъ, поскольку онъ доступенъ широкой общественной массѣ. Она выковала его въ горнилѣ страданій, лицомъ къ лицу съ послѣднимъ актомъ житейской драмы, которая проходитъ, какъ фарсъ, и только натыкаясь на смерть, превращается въ трагедію, и увѣковѣчила его здѣсь въ твердомъ мраморѣ и бронзѣ. Никакая измѣна не грозила этому идеалу, ибо въ основаніи памятниковъ были заложены кости усопшихъ, и мертвые люди надежнѣе, чѣмъ живые.

У одного изъ боковыхъ входовъ огромная темномраморная смерть сжимала костлявыми руками молодую дѣвушку, которая тщетно старалась оторвать отъ себя эти страшныя костлявыя руки. Это былъ тотъ неизбѣжный порогъ, которымъ нужно было вступать въ это прекрасное обиталище мертвыхъ, но внутри его даже смерть являлась побѣжденной и преображенной, какъ бѣлая бабочка, вылетѣвшая изъ пыльнаго кокона, и легкокрылая душа, парившая на облакѣ своихъ развѣянныхъ одеждъ на высотѣ большого барельефа и стремившаяся въ пространство, была какъ будто символомъ и залогомъ новой жизни, готовой брызнуть, какъ свѣтлый ключъ, изъ-подъ перегнившихъ корней тяжелой, черной и похороненной смерти…

3. Римъ.

Памятники, старинные римскіе мавзолеи, сложенные изъ кирпичныхъ плитокъ и облицованные сѣрымъ камнемъ. Они встали у дороги двойнымъ рядомъ, какъ безконечная улица, а настоящая улица современнаго города ушла въ безконечную даль. Даже на мостовой, сквозь современный итальянскій щебень, мѣстами пробиваются широкія античныя плиты. Онѣ лежатъ здѣсь уже больше двухъ тысячъ лѣтъ, и сто поколѣній римскихъ ословъ не могли окончательно истоптать ихъ своими крѣпкими копытами.