Томъ десятый. Стихотворенія

Безсильны мы, и наша жизнь пуста,
Мы оскудѣли хуже нищихъ.
Послѣдняя разсѣяна мечта,
Богатства наши на кладбищахъ…

     Тамъ много есть погнувшихся крестовъ.

     Подъ ними мертвыхъ мы зарыли,
     Ничья рука не носитъ имъ цвѣтовъ,
     Туда дорогу мы забыли.

Мы впали въ старчество, нашъ дряхлый умъ заснулъ,

Намъ память служитъ неисправно…
Мы помнимъ только то, чему ужъ вѣкъ минулъ,
Забывъ, что было такъ недавно.

     Мы ждемъ, чтобъ славы лучъ изъ бездны къ намъ достигъ,

     Подобный радостному чуду.
     Намъ дороги листы лишь пожелтѣвшихъ книгъ,
     Столѣтній срокъ намъ нуженъ всюду.

Мы въ слѣпотѣ росли, и съ глазъ своихъ сорвать

Мы сами не хотимъ повязки,
И геній творчества на вѣру признавать
Нашъ умъ привыкъ изъ-подъ указки.

     Пророческій призывъ не окрыляетъ насъ,

     Не вдохновляютъ звуки пѣсенъ,
     Мы ждемъ, чтобъ ихъ огонь безжизненно угасъ,
     Чтобъ ихъ слова покрыла плѣсень.

И не волнуетъ насъ сатиры гнѣвный кликъ,

И ѣдкій смѣхъ, и громъ проклятій.
И геній признавать нашъ умъ давно привыкъ
Лишь на страницахъ хрестоматій.

     Короткихъ десять лѣтъ исполнилось едва,

     Какъ смерть перо твое сломала:
     Ты кончить не успѣлъ «забытыя слова»…
     До смысла ихъ намъ дѣла мало.

А между тѣмъ, какой огромный кладъ

Ты послѣ смерти намъ оставилъ!
Ты даръ имѣлъ тройной, и трижды цѣнный вкладъ
Въ кошницу духа ты прибавилъ.

     Орлиный, ясный взоръ — вотъ первый изъ даровъ…

     Какъ будто скальпель хладнокровный,
     Онъ съ труповъ отдиралъ раскрашенный покровъ
     И разсѣкалъ туманъ условный.

Языкъ твой былъ, какъ бичъ жестокихъ Эвменидъ,

Изъ змѣй живыхъ такъ гибко свитый.
Онъ мстилъ насилію за долгій рядъ обидъ,
Но былъ страданію защитой.

     Но лучшимъ изъ даровъ, жемчужиной вѣнца,

     Была любви живая тайна.
     Она въ груди твоей горѣла до конца,
     Но открывалась лишь случайно.

Твой голосъ рѣзокъ былъ и изливалъ на всѣхъ

Кипящій дождь насмѣшекъ гнѣвныхъ,
Но вѣчно слышенъ былъ сквозь этотъ горькій смѣхъ
Стыдливый отзвукъ слезъ душевныхъ.

     Ты наши немощи не уставалъ бранить,

     Но ты въ душѣ хотѣлъ намъ вѣрить, —
     Всей нашей трусости не могъ ты оцѣнить
     И нашей слабости измѣрить.

Какъ службу скучную, мы дни свои влачимъ

Такъ безполезно, такъ безцѣльно.
И нашъ любой порывъ теряется, какъ дымъ,
И наша страсть всегда поддѣльна.

     У насъ рутиною подавлены умы,

     Сердца безкровны и беззлобны.
     Горѣть твоимъ огнемъ не въ силахъ мы,
     Твой гнѣвъ дѣлить мы неспособны.

Мы не нужны. Исчезнуть намъ пора

И для другихъ очистить сцену.
Нашъ жалкій трудъ для правды и добра
Уже имѣть не можетъ цѣну.

     Но вырастутъ преемники вокругъ

     И возмужаютъ, кончивъ дѣтство:
     Они возьмутъ изъ нашихъ дряблыхъ рукъ
     Твое великое наслѣдство.

Они не спросятъ насъ, куда и какъ идти,

Вздыхать не станутъ съ нами вмѣстѣ
И смѣло двинутся по новому пути,
Оставивъ насъ стоять на мѣстѣ.

     И торопясь впередъ, чтобъ съ бою взять успѣхъ,

     Окинутъ насъ прощальнымъ взглядомъ
     И бросятъ намъ въ глаза неумолимый смѣхъ, —
     Твой прежній смѣхъ, текущій ядомъ.