Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга

— Какой паспортъ? Мы завтра уѣдемъ.

— Паспортъ, — повторилъ хозяинъ болѣе настойчиво. Онъ притащилъ огромную домовую книгу. На каждаго новаго человѣка полагалось по три листа записей.

— А завтра понесу уряднику въ прописку.

— Во всѣхъ домахъ, по всѣмъ поселкамъ заведены такія книги, — разсказывалъ хозяинъ, — кто ни заглянетъ — хотя бы нищій зашелъ или охотникъ ночевать попросился — штрафъ… А еще хотятъ завести адресные листки…

Кстати сказать, въ городѣ Новороссійскѣ дѣйствительно заведены адресные листки. Я захватилъ одинъ съ собою и пожертвую его въ полицейскій музей въ Петербургѣ. Въ немъ восемнадцать графъ, и надо ихъ записывать и вдоль, и поперекъ и даже вверхъ ногами. За листками надо ходить въ участокъ, и каждый листокъ стоитъ три копейки. Я ручаюсь, что цѣлое паспортное бюро не въ состояніи правильно заполнить всѣ эти графы. До сихъ поръ не было ни одного листка, написаннаго правильно. Но на оборотѣ стоитъ угроза: «Виновные въ неисполненіи подвергаются денежному штрафу до трехъ тысячъ рублей, или аресту до трехъ мѣсяцевъ…»

— Теперь еще ничего, — разсказывалъ хозяинъ. — Этотъ урядникъ не такой злой. Въ прошломъ году вотъ былъ урядникъ! Сидитъ подъ окномъ, караулитъ. Только дилижансъ на улицу, онъ сейчасъ шапку на голову, ружье на плечи и въ горы. Грекъ, напримѣръ, соберетъ паспорта, понесетъ.

— «Гдѣ урядникъ?» — «По дѣламъ службы ушелъ». — «Примите паспорта». А жена говоритъ: — «Моего дѣла нѣтъ. Приди, когда самъ будетъ». Черезъ часъ опять придетъ: — «Гдѣ урядникъ?» — «По дѣламъ службы ушелъ». Извѣстно, жена наученная, даже дѣти малыя, всѣ тоже наученныя. Грекъ непривычный плюнетъ и домой пойдетъ. А на утро, чѣмъ свѣтъ, урядникъ заявится. «Паспорта не прописаны? Протоколъ!» Или плати по таксѣ три четвертака за паспортъ. До чего дошло: греки стали выгонять пріѣзжихъ пассажировъ. «Ну васъ къ черту! Съ вами только безпокойство!» Когда приходятъ дилижансы, то прежде посмотрятъ: если урядникъ дома, тогда пускаютъ. А если ушелъ «по дѣламъ службы», — не пустятъ ни за что, хоть ночуй на улицѣ…

Такъ разсказывалъ хозяинъ гостиницы.

Все это кажется сказкой; но я могу назвать имена и даты. Мнѣ говорилъ одинъ почтенный дачевладѣлецъ, что какъ-то цѣлая компанія пріѣзжихъ до поздняго вечера не могли найти себѣ пристанища въ поселкѣ. Урядника не было дома, и никто не хотѣлъ рисковать протоколомъ и штрафомъ. «Я поручился, что штрафа не будетъ, — говоритъ разсказчикъ, — тогда пустили ихъ».

Прописка паспортовъ проникла въ самыя дикія ущелья Сѣвернаго Кавказа, со всѣми своими атрибутами: штрафами, протоколами, тюрьмой. Мнѣ горько жаловался одинъ молодой помѣщикъ, живущій совсѣмъ піонеромъ въ дикомъ ущельѣ, верстахъ въ двадцати отъ берега:

— Я живу въ глуши. Медвѣди заборы ломаютъ. Кабаны посѣвы вырываютъ. Двѣ зимы въ палаткѣ зимовалъ, вонъ какой ревматизмъ нажилъ; рабочіе временные, кочевые; пастухи полудикіе на верхнихъ пастбищахъ. И каждаго прописывай въ теченіе сутокъ. А до урядника ѣхать десять верстъ верхомъ. Весною рѣки разольются, совсѣмъ нѣтъ проѣзда. Что же вы думаете? Пять протоколовъ составили, оштрафовали меня на триста рублей и еще угрожаютъ…

Хозяинъ гостиницы долго работалъ перомъ.

— Много ли было пріѣзжихъ за этотъ сезонъ? — полюбопытствовалъ одинъ пассажиръ.

Хозяинъ покачалъ головой.

— Если бы Государственная Дума взяла во вниманіе и ассигновала миллі-онъ рублей…

Онъ протянулъ слово «миллі-онъ» довольно вкусно, но потомъ не докончилъ и махнулъ рукой. Мы даже сконфузились и поспѣшили перевести разговоръ на другую тему. Прекрасные дни Аранжуэца и сверхсмѣтныхъ ассигновокъ, увы, миновали почти безвозвратно…

Мы встали рано утромъ и пошли по деревнѣ искать себѣ пищи.

— Если хотите обѣдать, — совѣтовалъ намъ начальникъ почтовой конторы, — пойдите къ духанщику. А духанщикъ пойдетъ къ мяснику и съ вечера закажетъ часть баранины. Тогда на другой день можете имѣть шашлыкъ…

— Нельзя ли хоть фруктовъ, — спрашивали дамы, — орѣховъ что ли?

Красная Поляна славится грецкими орѣхами. Насъ стали водить изъ дома въ домъ и, наконецъ, подвели къ огромному орѣховому дереву, стоящему на площади.

— Вотъ орѣхи!

Дерево дѣйствительно было усыпано орѣхами.

— А какъ достать ихъ? — спрашивали дамы.

— Полѣзайте и нарвите, — невинно совѣтовали греки.

— Мы бы заплатили, — сказали пассажиры.

— Даромъ нарвите, — настаивали греки.

Основы натуральнаго хозяйства были, очевидно, еще въ полной силѣ. Даже стражникъ, стоявшій подъ деревомъ, поощрялъ нашихъ дамъ къ самодѣятельности:

— Это ничего, рвите; здѣсь денегъ не возьмутъ.

Но дерево было высокое и скользкое, какъ мачта.

День былъ пасмурный. Тяжелыя тучи лѣниво тащились взадъ и впередъ съ одной горы на другую, спускались внизъ и брызгали дождемъ. Но гдѣ-нибудь въ просвѣтѣ облаковъ вдругъ обнажался клочекъ голубого неба, и яркій солнечный лучъ круглымъ пятномъ перебѣгалъ съ вершины на вершину, прыгалъ, какъ золотой зайчикъ, и словно плясалъ на темнозеленыхъ склонахъ.