Том I.

Мне кажется, что я стал по убеждениям в конечной цели человечества решительно партизаном социалистов и коммунистов и крайних республиканцев, монтаньяр решительно, но мне кажется, что противники этих господ нисколько в сущности их не понимают и обезображивают и клевещут на них, как я убедился. Это бывает и всегда, когда мы осуждаем человека за его мнение, мы осуждаем потому, что человек не может высказать в одно время, а если бы и мог высказать, то не мог бы обнять сам в одно время свои мысли во всех составляющих ее элементах и отношениях и выставляет только главный элемент ее, а главный элемент обыкновенно кажется, да и бывает тот, который новый, и между тем как мысль его уважает все принципы прежние, но только прибавляет к ним новый, - часто и он сам, увлеченный противоречием ей господ староверов, забывает о других элементах, кроме собственно ему принадлежащего и собственно им выставленного, а другие еще чаще забывают об этом и хватают его мысль в совершенной ее одно-

сторонности, которая собственно никогда ей не принадлежит в действительности, а только в воображении этих господ, и пугаются ею сами, и пугают ею других.

10 час вечера. - После лекций, чего я несколько и ждал, подошел ко мне Воронин и сказал, чего я не ожидал: "Папенька, когда я ему сказал, что вы говорили, велел мне узнать, угодно ли вам давать уроки, или нет". - "А если не угодно?" - "Я ничего не знаю". - "В таком случае стану я". - Пошел в почтамт и там узнал, что мне 10 руб. сер., а 50 Терсинским. Очень мало впечатления это сделало, хотя я глупо и не ожидал этого. Пошел в 6_1/4 к Ворониным, как условился, переговорить, и когда шел, придумал новую причину, - что думаю, что В. П. принесет более пользы. Хам увидел, что если я откажусь, на это будет отвечено так: "О, не хочешь, - как хочешь, мы найдем и без тебя и не по твоей рекомендации", что место будет потеряно для Вас. Петр., что еще яснее, если можно, увидел из слов гувернера, который, когда мы говорили, вошел и сказал: "Скажите, что мы не хотели бы, чтобы он давал уроки из милости, а может, так может, а не может, так не может". Это меня даже не взбесило, а я просто отвечал, но не таким презрительным тоном, как следовало: "Я и сам это весьма хорошо знаю, и объяснять мне это нет нужды". После, когда шел оттуда, несколько было неудовольствия сердцем на себя, но мало: зачем так говорил, что мне это приятно? просто должен был сказать, что не могу, и кончено, а тогда, может быть, и спросили бы мнения моего о заместителе, это бы лучше всего; всегда я делаю глупо. - Папенька услышал о ссоре с профессорами и пишет, - это [сделало] мало впечатления, но хорошо то, что напомнило, что должно смотреть на то, как всякое столкновение взволнует их, а то я мало стал об этом думать и готов был на многое.

19 [сентября]-Утром и весь день тосковал и ругал себя

за глупое поведение, которое оставило без места В. П., так что давно не чувствовал такой тоски, она даже мешала несколько писать. Ходил к обер-полицмейстеру - там никого не застал. Вечером был Алекс. Фед., принес ["Debats"] 10-12 сентября. С 4 часов я говорил с Любинькою до 6, потому что, кажется, ей было скучно, а главное - завязался разговор, так совестно было отстать. После Ал. Ф. сидел до 9. После читал газеты и едва было не лег спать, не записавши сюда ничего. Начал перечитывать "Мери" для разбора характера Грушницкого и прочитал 4 листа. Списал польские гимны и только.

20 сентября. - Утром читал "Debats", которые дочитал, и "Мери"; после пошел в университет. У Устрялова не было Вас. Петр.; я решился отдать деньги ему и поэтому разменял, чтобы за вычетом 3 руб. сер. Ал. Фед-чу 7 руб. сер. отдать ему. Когда его не будет, должно будет идти к нему. Срезневский читал с большим жаром и резкостью, и мне понравилась его живость и одушевление. Залеман сказал, что придет поговорить что-то об его лекциях, чтоб я ему объяснил; поэтому, когда я

пошел к Вас. Петр., имел намерение тотчас воротиться. Над. Ег. дома не застал. Он писал что-то или переводил ив Гете, мне не показал и не сказал, что. Я ему помешал, и поэтому он меня, кажется, не удерживал сильно. Ив. Вас. пришел вчера к нему и принес от себя же письмо, в котором просит достать "Обыкновенную историю": славная манера и весьма остро. - Теперь я жду Залемана. На похороны не пойду, вероятно, хотя, может быть, и буду об этом жалеть.

В. П-чу сказал только, что Воронин сказал, что отцу хотелось непременно, чтоб был учитель из университета. Он при этом не выказал никакого удивления, потому что этого ждал, и сказал: "Вы порекомендуйте Тушева". Я сказал: "Да, конечно, он, к счастью, теперь приехал". Он не думал, что я его обманывал. Жаль, очень жаль, что я тогда не решился порисковать решительно и не сказал решительно, что я не могу учить у них. Тогда Воронин верно спросил бы моего совета, кого пригласить; тогда можно было сделать ни себе, ни ему, но зато - если не ему, то уж и не себе, не быть пустым человеком в своих глазах.