Том I.

мне было весьма приятно, что она вмешалась в разговор, хотя и не со мною говорила: вот этакий чудак! Это в том роде, как после свадьбы было относительно Над. Ег. - молодая, красавица, и мне чрезвычайно приятно было бы быть с ней вместе и не подвергаться насмешкам. Он говорил о том, где я беру чернила, перья, которые ему понравились (я носил с собой чернила, чтобы вписать Мухара, которого не разобрал, как кажется, для того я вывел слово отделение, которое написано не на своем месте, пропустил было несколько строк - такой чудак). Я пробыл 3 минуты, не садился, ушел, пошел в университет. Там ему письмо, я взял отнести, думал, что, конечно, нельзя будет уже снова с ним увидеться, почему я, конечно, отдам письмо служанке, которая отворит дверь, но все-таки может быть увижусь, и он заговорит со мною. Мною руководила надежда навести его на разговор, который кончился бы так, что я попросил бы доставить место Вас. Петр, в журнале, а после весьма приятно было бы услужить и самому себе. Отнес, отдал служанке и пошел, не входя в дверь. Когда шел по Вознесенскому против церкви (я пошел домой через Мещанскую), вдруг слышу сзади женский голос; не служанка ли это догоняет меня воротиться (я должен сказать, что я для этого сходил с лестницы медленно и даже на 4-5 секунд остановился на нижней площадке)? - чухонка просила милостыни. - Теперь, кажется, дело с Срезневским кончено, если не навсегда, то, вероятно, очень надолго, до выхода почти из университета; я сам никогда не начну с ним говорить, разве что-нибудь для объяснения себе или ему на лекции. - Папенькино письмо написано шутливым тоном - это мне было приятно. Когда шел через мост Чернышев, догоняет В. П. - "Откуда?"- Я -сказал, что был в университете. Он стал говорить о том, что Залеман чрезвычайно выгодно говорит обо мне; говорит, что даже притворщик: "Говорит, что не знает, а сам все знает". И говорил ему о моем "об эгоизме Гете", - говорит: "удивил нас всех, - и такой скромный, удивительно: когда Никитенко спросил, будет ли дочитывать, сказал, что не стоит" (вот уж это-то не говорил). Мне было весьма приятно, что Залеман так обо мне думает; кажется, это в самом деле потому, что я самолюбив, и крупно и мелко. Пришел к нам и перевели вместе несколько строк, которые он хотел перевести для Элькана, из Code Civil чей-то, 106-110 или той -статьи о приговорах и из Real. Encycl. Брокгауза, с начала Rechtwissenschaft; я педантически выказывал свое знание. После обеда несколько спал, несколько времени говорил с Лю-бинькою, потому что совестно было не говорить, наконец, списывал Срезневскому листочки его лекций, которые оставил Залеман мне, и из 5 списал почти 3, до конца выписки из Шафарика, завтра думаю отнести. Дочитал IV том и начал "О заговорах" Гизо: так хорошо начинается, что приходит охота читать Ив. Гр., хоть и не хотел читать. Любиньку несколько жаль головою, - но чисто головою, и то мало, - что вот сколько времени томится бедная, и еще, по крайней мере, 6 недель это будет. - 11 ч. 50 м.

14 [ноября], 2 часа. - Все утро хотелось идти к Славинскому, к которому задумал идти еще вчера, но не пошел, потому что Ив. Гр. не было дома, так и самому сидеть так, и Любиньку оставить одну несколько не хотелось, а думал идти ныне и пойду. Утром встал в 6 час, к 9 дописал Срезневского листки (всего 5, теперь остались 8 из тех, которые есть у Залемана), после лежал в зале, дочитал "О заговорах" Гизо и не знаю, перечитывать ли в другой раз - может быть. После читал Мишле о Гегеле. и на несколько времени уснул, сейчас пообедал.

До 5 час. просидел с Любинькою, гадали и играли в карты, Марья уходила в больницу, я дожидался ее. Я спросил у Лю-биньки между прочим, так, хотелось ли маменьке, чтобы я приехал нынешний год? Она сказала: "Не слишком, но они все беспокоились, что тебе беспокойно жить". - "Напротив, - сказал я, - мне было гораздо спокойнее, чем дома", - несколько в намерении, чтобы разговор пошел так, как он и пошел. - "Стало быть и теперь тебе беспокойно с нами?" - "Не знаю, как тебе сказать - отчасти, конечно".