Том II

Первая комедия г. Островского, «Свои люди — сочтемся», была принята читателями с единодушным одобрением². Мы встречали даже таких, которые, в порыве увлечения, ставили эту комедию выше «Недоросля» и «Горе от ума», наравне с «Ревизором»³. И такое увлечение не сердило тех, которые не разделяли его, — так оно было естественно. Чгоез два года явилась «Бедная невеста»⁴, не уронившая известности автора, но и не поддержавшая ее. Третья комедия его — «Не в свои сани не садись»⁵ — заставила некоторых из самых жарких почитателей первого произведения г. Островского опасаться, что он уже не в силах создать что-нибудь достойное автора «Своих людей». Но большая часть публики не разделяла еще этих опасений; многие оставались так увлечены «Своими людьми», что все, выходившее из-под пера их автора, считали равно замечательным. Явилась «Бедность не порок», и большинство публики убедилось в основательности опасений за талант г. Островского; и если мы скажем, что, по нашему убеждению, г. Островский еще может иметь силы — если только будет иметь желание — создать после «Бедность не порок» что-нибудь замечательное, то большинство читателей, мнение которых имеет вес в деле искусства, едва ли не назовет нас людьми, которые все еще не хотят отказаться от надежд и тогда, когда уже невозможно надеяться. Мы не можем найти эпитета, который бы достаточно выражал всю фальшивость и слабость новой комедии; не можем найти потому, что воспоминание о «Своих людях» не позволяет нам прибегнуть к эпитетам, которыми характеризуются произведения кичливой бездарности. Потому скажем только: новая комедия г. Островского слаба до невероятности. А между тем находятся люди, которые продолжают называть ее «ценным и долговечным вкладом в сокровищницу русской литературы»⁶. Этого мало; находятся люди, которые решаются говорить так: мы видели

«Гамлета», «Отелло», «Ричарда III», «Короля Лира»; эти гени-

альные создания сильны тем, что в них правдиво изображается человек, и могущественно их «правда» действовала на нашу душу, но пришло время, и мы увидали произведение еще высшего достоинства (т. е. «Бедность не порок»).

И вот пришла пора другая,
Опять в театре стон стоит;
Полусмеясь, полурыдая,
На сцену вновь толпа глядит,
И с нею истина иная Со сцены снова говорит.
Но эта правда не похожа На правду прежнюю ничуть:
Она простее, но дороже,
Здоровей действует на грудь.
Дай ей самой здоровья, боже.
Пошли и впредь счастливый путьі
Поэт, глашатай правды новой,
Нас миром новым окружил,
И новое сказал ои слово.
Хоть правде старой послужил.
Вот отчего театра зала
От верху до низу одним
Восторгом вновь затрепетала:
Любим Торцов пред ней живой Стоит с поникшей головой.
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой… и проч., н проч.

(См. «Москвитянин», 1854, № 5.) ^г

Для не читавших «Бедность не порок» прибавим, что Любим Торцов — лицо из этой комедии. Нас нисколько не удивляет, что есть люди, не умеющие отличать посредственных или плохих пьес от гениальных и добродушно ставящие «Бедность не порок» выше шекспировских произведений: ведь есть же люди, думающие, что Основьяненко (или Гребенка) выше Гоголя, что «Пан Халявский» ⁸ лучше «Мертвых Душ», и т. д.; но тем не менее удивительно, что подобные люди решаются печати» высказывать, что «Бедность не порок» выше «Гамлета» и «Отелло»⁹. Примеров такой забавной решительности не бывало в русской литературе с тех пор, как С. Г линка говорил, что в «Димитрие Самозванце» Сумароков, в отношении развития волнения душевного, превосходнее того, что Шекспир предъявлял в своем «Макбете» (Очерки жизни А. П. Сумарокова, изданные С. Глинкою, часть 3, стр. 120) ¹⁰. Что могло придать этим неосторожным поклонникам слабой комедии такую смешную смелость? Только имя г. Островского, как автора «Своих людей». Блеск его так ослепил их, что они не могут видеть прискорбного различия между первою комедиею г. Островского и его последними произведениями. А различие до того велико, что автора «Бедность не

порок», не будь выставлено его имени на этой комедии, невозможно было бы признать автором «Своих людей»: он кажется только его подражателем, усвоившим себе до некоторой (только до некоторой) степени его манеру, но не имеющим и тени его таланта. Только подпись одного имени на обоих произведениях убеждает нас, что оба они писаны одним и тем же человеком.

Но мало того, что успех «Свои люди — сочтемся» доставил — автору известность; у него явились подражатели, но какие?