Итак, г. Берг старался собирать редкие песни. Зачем же это было нужно? И то ли было нужно? Дело надобно было понять гораздо проще. Русская публика охотно познакомилась бы с песнями племен, замечательных богатством своей народной поэзии; русскому читателю было бы очень приятно прочитать перевод лучших сербских, греческих, испанских и т. д. народных песен; у всех этих народов есть хорошие сборники; поэту, который захотел бы удовлетворить потребности русской публики пополнить пробел в русской литературе, не нужно было производить никаких поисков, не было никакой надобности тратить время и изнурять силы, стараясь «проникнуть в тундры»: ему предстояло только пользоваться богатою жатвою (продолжая аллегорию г. Берга), уж собранною в очень доступные, прекрасно устроенные житницы. Надобно было взять лучшие сборники и выбирать из них лучшее, важнейшее, замечательнейшее, но не по редкости, а по внутреннему достоинству, по характеристичности и эстетической красоте. Излишне объяснять, что у народов, которых поэзия заслуживает особенного внимания, есть хорошие сборники песен, и что человеку, живущему не только в Москве или Петербурге, но даже в Киеве, Казани, Харькове, очень легко иметь в руках все эти сборники. Тому, кто хотел бы познакомить русскую публику с «песнями разных народов», замечательных своими песнями, надобно только выбирать, а не собирать, переводить, а не записывать. Нам нужно собрание песен, а не коллекция редкостей. Г. Берг поступил иначе: он искал диковинок, а не достопримечательностей. Что легко достается, то не имеет для него особенной цены. Оттого ему не нужны песни итальянские, шотландские, ирландские, немецкие — что в них диковинного? за ними не нужно «проникать в тундры»; следственно, в его сборнике нет для них места. Этого мало. От желания искать редкое, г. Берг редко пользуется хорошими сборниками песен даже тех народов, которые обратили на себя его внимание. Он преимущественно обращается к своим знакомым, вероятно, в надежде найти у них что-нибудь неизданное, неизвестное. Так, санскритский гимн «сообщен ему г. Коссови-чем», хотя беспокоить кого-нибудь в этом случае не было никакой необходимости: десятки и сотни санскритских гимнов можно было найти в общеизвестных изданиях, и тогда легко было бы не ограничиваться одним гимном, ничего не характеризующим, а представить несколько гимнов, которые давали бы понятие о санскритской поэзии; малороссийские песни также «сообщены г. Бергу лично г. Максимовичем»; мадьярские «получены им от г. Штура», финские «сообщены Я. К. Гротом» и т. д., как будто нет хороших сборников всех этих песен.
В заключение г. Берг просит всех, у кого только есть редкие песни, присылать их ему — азиатские с подстрочным переводом, европейские, пожалуй, и без перевода. Желание не только бесполезное, но прямо вредное для составителя сборника замечательных песен, а не песен никому неизвестных. Г. Берг сравнивает себя с ботаником, проникающим в тундры. Если б Линней только странствовал по тундрам, ему были бы неизвестны липа и дуб; он не имел бы понятия о пшенице и горохе, которые можно найти только в местах общеизвестных и общедоступных; гербарий г. Берга ограничивается мхами…
Любовь к редкостям заставила г. Берга вместе с переводами печатать и оригинальный текст. В самом деле, как же не курьезно прочитать на одной странице:
«В темнице пажик молодой
Сидит, за свой удар лихой (бретонск.)».
а на другой en regard:
«Floc’hig аг roue zo bac'het Abalamour d’eunn toi neuz gret».
Или на одной странице;
«Xantorriak berririk Alegrentcias émanik» и т. д.,
а на другой:
«За песни я снова
и песня готова», и т. д. (баскск.)