Том II

Можно после этого предположить, до какой степени точно изложение фактов у г. Стасюлевича, если он так аккуратен даже в цифрах, не требующих никакого соображения. Но мы думаем, что уж довольно привели примеров степени знакомства автора с византийскими древностями, и что об основательности капитальных преобразований, которые он вводит в византийскую историю, можно судить по удаче, с какою исправляет он «превратные» понятия даже о столь, повидимому, непреложных вещах, как м^ры, весы и вообще математические данные. Если геометрия и корабельная архитектура подвергаются преобразованиям, то какая судьба ждет хронологию и вообще исторические факты, столь слабые сравнительно с математическими фактами?

Какое понятие имеете вы, читатель, о характере Мухаммеда II? Не правда ли, вы всегда думали, что он был мусульманин? Вы ошибаетесь; оставьте это «превратное понятие». Г. Стасюлевич отчасти намекает, что Мухаммед II был втайне христианин; вот его подлинные слова: «Магомет II был сын христианской рабыни; его мачеха, сербская принцесса (как? у турок бывают даже мачехи?), была также ревностною христианкою. Эти два обстоятельства не остались без влияния на его религиозные убеждения», и т. д. (стр. 53): после этого вы не удивитесь, что, по мнению г. Стасюлевича, Мухаммед II был кроток, миролюбив, правдолюбив, враг всяких завоеваний и всякой хитрости. Странно только то, что на каждой странице у г. Стасюлевича вырываются фразы, противоречащие такому описанию. О том, что все факты, излагаемые в его книге, противоречат его понятию о Мухаммеде II, мы не говорим; что нам за дело до фактов? Мы ищем только художественной последовательности в поэтической стороне «Осады и взятия Византии турками». Заметим, однако, что, доверяя каждому слову византийского историка Францы, г. Стасюлевич мог бы пожалеть об этом бедном отце, сын которого был зарезан Мухаммедом II по причинам, вовсе не делающим чести «прекрасному воспитанию» Мухаммеда II: ведь Франца рассказывает этот случай довольно ясно. Вспомнив этот поступок Мухаммеда II, г. Стасюлевич поверил бы и рассказу о причине гнева этого доброго завоевателя на Луку Лотару, который не согласился пожертвовать своим сыном. Мы не хотим выставлять Мухаммеда извергом; но он был истинный турок XV века; вспыльчив, славолюбив, коварен и не щадил никого и ничего для удовлетворения своим страстям, из которых первая была страсть к завоеваниям.

Но г. Стасюлевич делает неожиданное открытие: Мухаммед II был миролюбив: он не любил завоеваний; он со слезами на глазах, с горестью в душе решился на завоевание Константинополя, будучи вынужден прискорбною необходимостью к такому противному его правилам делу, как война. Во взятии Византии виноват не он. Кто же? — латинцы: они довели нежного Мухаммеда II до печальной крайности обнажить меч для собственного спасения. Он только защищался, а не нападал… И вы думали до сих пор, что Мухаммед И, осаждая Константинополь, хотел разрушить последний остаток завоеванного греческого царства, что он отнял Византию у греков? Это самое «превратное» понятие! Мухаммед, осаждая Византию, воевал с «латинцами» (которые, впрочем, были его союзниками и помогали ему в это время), а не с греками; он отнимал Византию не у Константина Палеолога, а у «латин-цев». Вообще, не Мухаммед И, а «латинцы» хотели завоевать Византию. В этом состоят «совершенно новые результаты», излагаемые г. Стасюлевичем. Вот небольшой отрывок, которому подобные найдутся на каждой странице его книжки:

«При ясном взгляде Магомета II на вещи нельзя было не понять, чтѳ дело идет вовсе не о независимости Византии, что вопрос состоит не в том, быть или не быть Византии независимою? Его опытность и примеры прошедшего убедили, что козням латинцев не будет конца, что они вечно будут хлопотать о независимости Византии, пока не овладеют ею сами. Магомет II сознавал, что латинцы ищут господства на Востоке, и решился предупредить их» (стр. 61).

Вообще, дело происходило следующим образом: турки жили в мире с греками; но явились в Византию латинцы — и Мухаммед II отнял у них Константинополь. Союз Константина Палеолога с латинцами был причиною разрыва искренней дружбы, связывавшей Византийскую империю с Мухаммедом II. Г. Стасюлевич следует в порядке изложения своим соображениям, не связываясь хронологическою последовательностью событий. Мы восстановим хронологию, и после этого нам не нужно будет разбирать, справедлив или нет «совершенно новый результат», до которого дошел г. Стасюлевич.

1450 года, 12 марта вступает на византийский престол Константин Палеолог, «обязанный (по выражению г. Стасюлевича) своим престолом ненависти к латинцам», ненавидевший «латинцев» и искренно желавший мира с турками. Греки так ненавидят «латинцев», что на каждой странице у г. Стасюлевича говорят: «мы лучше хотим жить под турецким игом, нежелц в союзе с латинцами». Пока жив султан Мурат, по справедливому отзыву г. Стасюлевича, «честный и справедливый» — мир Византии с турками прочен. Ненавидимых латинцев нет и следа в Византии.