— Я думала, у вас все расписано, ваша милость. Вы хотите сказать, что Флориан может делать, что хочет?
— Мой брат Карл провел здесь четырнадцать часов в непрерывной молитве — в полной броне. Тогда я понял, какого герцога мы получили. Помню, отец рассказывал, что он запасся вином и закусывал его жареным мясом Тельца, — пухлые губы епископа дрогнули в улыбке. — Он не говорил, однако я догадываюсь, что компанию ему составляла какая-то женщина. Чтобы ночь в холодной часовне не казалась слишком долгой.
Аш поймала себя на том, что одобрительно улыбается сводному брату Карла, сыну Филипа.
— Вы же, — продолжал тот, обращаясь к Флоре, — привели с собой женщину. Женщину, которая одевается как мужчина.
Аш перестала улыбаться.
— Как вы догадываетесь, — заметил епископ, — со мной говорила ваша тетушка, Джин Шалон.
— И что же она сказала?
В ответ на повелительный вопрос Флоры лицо маленького епископа выразило искреннее огорчение. Аш, привыкшая иметь дело с людьми его сорта, обладающими той же властью, размышляла: «Что же могла сказать ему старая корова? Две минуты назад Флора была для него „дорогая герцогиня“!» Епископ ответил напрямик, с отвращением в голосе:
— Правда ли, что у вас была любовница-женщина?
— А, — в улыбке Флоры не было ни капли веселья. — Позвольте, я угадаю. У этой высокородной ханжи племянница выбилась в герцогини, но та же племянница — позор семьи. Она явилась к вам рассказать, прежде чем слухи выплывут на свет. Сказала, что она должна исповедаться, что считает это своим долгом…
— Прикрой задницу, — прогудела Аш, старательно подражая Роберту Ансельму, и добавила: — Боже, ну коровища! Мало ты ей врезала!
Флора не сводила глаз с епископа.
— Более или менее, — признал Джон. — Сказала, что несмотря на преданность семье, она должна предупредить меня, что вы не только одеваетесь по-мужски, но и действуете как мужчина в других отношениях.
Несколько секунд длилось молчание. Флориан все смотрела на епископа.
— Официальное обвинение состояло в том, что она, будучи еврейкой, лечила пациентов-христиан.
— Эстер. Моя жена, — Флориан улыбнулась, устало и безрадостно. — Моя любовница-женщина. Все это можно найти в докладах Пустому трону.
— Над Римом Тьма, и добраться туда невозможно, — вмешалась Аш. — Ты не обязана ничего говорить.
— О, но мне хочется высказаться, — глаза Флориан пылали. — Пусть этот епископ знает, с кем имеет дело. Потому что я все равно герцогиня!
Аш показалось, что епископ Камбре как-то сжался при этих словах.
— Эстер стала моей любовницей, после того как мы закончили курс медицины в Падуе, — Флориан сжала руки, комкая одежду на груди. — Она никогда, ни на минуту не считала меня мужчиной. Когда нас арестовали в Риме, у нее был новорожденный ребенок. Мы не слишком хорошо ладили. Из-за этого.
— Как ребенок?.. — Аш запнулась и покраснела.
— От какого-то мужчины, с которым она переспала ночь, — с презрением пояснила лекарь. — Она его не любила. Из-за этого мы тоже ссорились. Но больше из-за Иосифа — из-за младенца. Наверно, я ревновала. Она уделяла ему так много времени. Мы провели в камере два месяца. Иосиф умер, от пневмонии. Мы не смогли его вылечить. На следующий день они вывели Эстер из камеры, приковали к столбу и сожгли.
Слова Флориан падали в холодный воздух часовни с ледяной бравадой, хорошо знакомой Аш. «Мы все так говорим. После боя».
— Тетушка преследовала меня с тех пор, как я вернулась, — договорила Флориан. — Сказала ли она вам, епископ, что последнее, что я сделала, когда была здесь в августе — дала ей такого тумака, что она растянулась посреди людной улицы. Не удивительно, что она пролезла к вам у меня за спиной. А сказала она вам, что могла заплатить выкуп и за Эстер? Но не захотела.
— Возможно… — с трудом проговорил епископ, старательно разглядывая мозаики, — возможно, у нее хватило средств только на выкуп члена семьи?
— Эстер была «членом семьи»! — Флориан сдержалась. — Мой отец был еще жив. Если у нее не хватало денег, она могла бы написать ему.
— А римский аббат, — продолжал Джон, — возможно, все равно искал случая сжечь еврейку… если я правильно припоминаю то время, в Риме вспыхивали тогда голодные бунты? Обвинить в недороде евреев — приемлемый способ успокоить толпу. Но он должен был с большей осторожностью отнестись женщине из знатной бургундской семьи, родственники которой, по-видимому, были еще живы. Независимо от того, в чем она обвинялась.
Глядя на епископа, который словно разрывался между желанием протянуть к Флоре руки и попятиться подальше от нее, Аш поняла: мужчина, который гоняется за женщинами. Но за Флорой гоняться нечего — она мужчинами не интересуется. Похоже, его милость епископ де Камбре волнует вовсе не взгляд церкви на это дело.