Том II: Отряд

— Тебе это ни к чему, — угрюмо подтвердила Аш. — И мне тоже. Но понимаешь ли, Флориан, надо решаться! Либо ты бросаешь все и удираешь, либо — ты герцогиня. Давай выбирай, а то получишь у меня такого пинка, что до завтра будешь оглядываться!

— А тебе-то что? — почти проскулила Флориан. Аш ни разу не слышала у нее такого голоса, но подозревала, что Джин Шалон, пятнадцать лет назад, частенько добивалась именно этой интонации.

Аш ответила:

— Ни ты, ни я ничем не обязаны Бургундии. Ты останешься тем, что ты есть и в Лондоне, и в Киеве, если сумеешь туда добраться. Но говорю тебе, если уж оставаться здесь, то без дураков — герцогиня так герцогиня. Как мне прикажешь строить людей, если ты сама не знаешь, чего хочешь?

Епископ Джон заметил, словно бы про себя:

— Теперь ясно, зачем Господь прислал вас сюда, мадам.

Аш притворилась, что не слышит.

Флориан пробормотала:

— Мы… отряд Льва согласился защищать Дижон.

— А ни хрена! Если я придумаю, как отсюда выбраться — хрен знает как! — они пойдут за мной. Я говорила с людьми. Они гроша не дадут за славу Бургундии, и, представь себе, их даже не прельщает честь сражаться рядом с мессиром де Ла Маршем. Хоть кое-кто из наших и погиб здесь, но никакой верности этому городишке никто из нас не питает…

— А я? Если приму корону?

— А ты собираешься?

— Да.

Аш недоверчиво взглянула в лицо Флориан. Лицо было лишено всякого выражения — но вдруг волной хлынуло все: сомнение, неуверенность, страх оказаться втянутой, страх сказать «да» не по внутреннему согласию, а потому, что этого требуют. Слезы переполнили глаза и побежали по щекам серебряными дорожками.

— Я не хочу! Не хочу!

— Да? Это ты мне говоришь?

В голосе Флориан проскользнула знакомая ехидная интонация:

— Тебе, Дева Бургундии!

— Наши ребята не станут драться за какую-то там герцогиню, — сказала Аш. — Но за тебя они драться будут — мы своих не бросаем. Ты — наш лекарь, ты была в Карфагене — они будут драться как черти, чтобы спасти тебя, как дрались бы за меня, за Роберто, за любого из наших. Но нам на самом деле все равно, драться с крысоголовыми, чтобы спасти герцогиню, или драться с бургундцами, чтобы вытащить тебя отсюда. Это бургундцам важно знать наверняка, что ты их герцогиня, дошло?

— Что ты собираешься делать?

Аш, не давая увести разговор в сторону, ответила кратко:

— Я? Буду делать, что приходится. Буду их знаменем, коль им приспичило. Сейчас важнее, что ты собираешься делать. Они сразу поймут, если ты это не всерьез.

Флориан отошла на несколько шагов, ступая по холодным плиткам, словно по раскаленным углям. Ее заметно трясло.

— Это место предназначено, чтоб исповедоваться в грехах, — вдруг сказала она.

Из тени над алтарем отозвался епископ:

— Вообще-то да, но наедине…

— Зависит от того, кому хочешь исповедаться.

Она вернулась, взяла руки Аш. Аш поразило, какими холодными оказались сжимающие ее ладони пальцы. «Она на грани обморока», — подумалось ей. И тут до нее донеслись слова Флориан.

— Я труслива. Труслива в по-настоящему важных делах. У меня хватает смелости вытаскивать раненых из боя. Я могу, если необходимо, причинить им боль. Взрезать брюхо. Но на большее меня не хватает.

Аш хотела сказать: «Боятся все, со страхом можно сражаться», но Флориан перебила.

— Я хочу кое-что тебе рассказать. Аш открыла рот, чтобы бросить легкомысленное: «Давай!», взглянула на лицо Флоры и осеклась. «Ты хочешь рассказать мне о чем-то, чего мне не хотелось бы слышать», — поняла она и, помедлив, кивнула:

— Расскажи.

— Это трудно.

Епископ Джон натужно кашлянул, напоминая о своем присутствии. Флора то ли не возражала, то ли просто не замечала его.

— В моей жизни есть одна вещь, которой я стыжусь, — сказала Флориан. — Это ты.

— Я? — Аш почувствовала, как пересохли вдруг губы.

— Я влюбилась в тебя, м-м… года три назад!

В затянувшемся молчании, Аш спросила:

— Это ты считаешь трусостью? Что не сказала мне?

— Это? Нет, — свет мигнул; новые полоски слез блеснули на щеках Флоры. Она не замечала их, и голос ее не изменился. — Сперва я просто хотела тебя. Потом поняла, что могу полюбить. Настоящей любовью, той, от которой больно. Тогда я убила ее.

— Что?

— О, это вполне возможно, — глаза Флориан ярко блестели. — Я не могла знать наверное, что ты мне не ответишь. Эстер говорила, что не хочет меня, а потом захотела…. И с тобой так могло быть… но я знала тебя. Знала твою жизнь. Ты должна была умереть. Рано или поздно. Тебя принесли бы после боя на носилках, с изрубленным лицом, или с разбитой головой, и что тогда мне?.. Опять?

Длинные пальцы епископа сжимали вересковый крест. Аш видела, что костяшки пальцев у него побелели.

— Так что я убила любовь и стала твоим другом — потому что я струсила, Аш. Я не хотела больше боли. Не смогла перенести. С меня хватило одного раза.

Аш безразлично поинтересовалась:

— А разве можно убить любовь?