Том II. Введение в философию права

Так как по своим природным свойствам варвары более склонны к тому, чтобы переносить рабство, нежели эллины, и азиатские варвары превосходят в этом отношении варваров, живущих в Европе, то они и подчиняются деспотической власти, не обнаруживая при этом никаких признаков неудовольствия (III 9, 3).

Например перед глазами всех могущественный владыка государства в десятки раз более громадного территорией и людьми чем Греция, Дарий III, который мог, рассердившись на стратега, прямо с заседания отправить его на казнь.

И вот ясно что казалось бы неограниченная власть персидского владыки, предел самовластия, автократии, еще далеко не то, что приоткрыто властью Александра, мягкой пока еще в Греции, но показывающей неожиданную жесткость там, на Востоке.

Пятым видом царской власти будет тот, когда один человек является неограниченным владыкой над всем (III 10, 2).

И конечно ясно что одному быть таким владыкой нехорошо. Но важно что сама идея тоталитарной власти появляется – не из теории, а из опыта, последних лет. Это как если бы всем дали одну и ту же пищу. Или заставили носить одну и ту же одежду. Снова против Платона: правитель не врач. Царь врач, пороки зашли так далеко, что надо насильно взять это государственное тело – иначе оно погибло – и навязать ему силой лечение. И врач должен поступать по науке.

Кто требует, чтобы властвовал закон, по-видимому, требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало, ибо страсть есть нечто животное и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они были и наилучшими людьми (III 11, 4).

Сказано конечно прямо против Александра. Он и наилучший, он и совращенный, отданный страстям.

Полновластное господство одного над всеми не является ни полезным, ни справедливым независимо от того, есть ли законы или их нет и этот один сам олицетворяет закон, и независимо от того, хороший ли царствует над хорошими, или плохой над плохими, или добродетельный над менее добродетельными. Последнее, впрочем, за исключением одного случая, который следует выделить и о котором нам отчасти пришлось говорить выше (там же, 10).

Но ведь этот один случай отменяет всё что говорилось выше. При нем право, государственное устройство уже не нужно, отменяется: божественный человек один заменит всё. Самый лучший, он будет стоять вне закона – и главное, таким самым лучшим может объявить себя кто хочет.

Это были как раз те годы, когда ученик Аристотеля и близкий ему человек погиб потому, что не захотел видеть в Александре божественного и нечеловеческого, подходил к нему как равному. В 356, год рождения Александра, Аристотелю было 26 лет. К 13-летнему его пригласили стало быть 39-летнего. Мальчик был недоволен, что Аристотель публикует свои вещи. Всё равно: кто не слышал лично, ничего не понял.

Ореол божественности на Александре был с детства. Как часто бывает, что безрассудно любящая мать создает ребенка. Плутарх, Александр 2: Олимпиада видела во сне, как ей во чрево ударила молния, потом из него вырвался огонь, распространившийся вокруг и внезапно исчезнувший. Александр потребует чтобы к его телу относились иначе чем к человеческому. В этот день его отец Филипп II получил три сообщения, победа на Олимпийских играх, в Иллирии и в Потидее. Важнее – на играх: на памяти стариков гегемония Афин, подавленная попытка восстания; потом трудное отвоевание права участвовать в играх; теперь – как символ будущей гегемонии над Грецией. В день его рождения Герострат поджег в Эфесе храм Артемиды, тот, куда Гераклит сдал свою рукопись.