Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания

Именно в биографическом плане представляет интерес и место из черновой рукописи, не вошедшее в окончательный текст, в котором Гончаров несравненно подробнее, чем в своих автобиографиях 1858, 1867 и 1847 гг. (см. т. 8 наст. изд.), рассказывает о том, каков был круг его юношеского чтения:

«Потеряв из вида своих товарищей, словесников, я не переставал учиться, то есть читать, переводить, но более всего читать – и свою, и иностранные литературы. Я читал просто по страсти к чтению, не готовясь к какому-нибудь авторскому занятию, потому что не предвидел в себе писателя и не подозревал, как многочтение послужит для моего призвания.513 Любовь к чтению родилась во мне в детстве, восьми-девяти лет от рода я перечитал всю маленькую, отчасти разрозненную библиотеку в деревне, где я начал учиться. За мной никто не следил, что я делаю в свободное от уроков время, а я любил забиваться в угол и читал все, что попадалось под руку.

В книжном шкафе был и Державин, и Жуковский, и Тасс в тяжелом переводе Москотильникова, и старые романы, между ними, например, Стерна и «Ключ к таинствам натуры», и богословские сочинения (это было у священника), и – к счастью – путешествия в Африку, в Сибирь и другие. Многого, например, из романов и «Ключа к таинствам натуры» я, конечно, не понимал. В школе я тоже перечитал всю классную библиотеку, продолжал чтение в университете и читаю до сих пор1.

Увлекаясь просто жаждою к чтению, я, конечно, не подозревал, как много оно послужит для моего будущего призвания».

Текст этот, за исключением первого абзаца, зачеркнут уже в рукописи.

Значительный интерес представляет также рассказ о посещении университета Пушкиным 27 сентября 1832 г. Здесь с большой силой проявляется глубочайшая любовь Гончарова к великому поэту. О своем увлечении поэзией Пушкина Гончаров пишет также в автобиографии 1858 г., в статьях и письмах (см. т. 8 наст. изд.). В дополнение к этому приведем воспоминания писателя о Пушкине, которыми он поделился в 1880 г. с А. Ф. Кони:

«Пушкина я увидал впервые в Москве, в церкви Никитского монастыря. Я только что начинал вчитываться в него и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством. Чрез несколько лет, живя в Петербурге, я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьезно, не улыбаясь, с деловым видом. Лицо его матовое, суженное внизу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос, врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно его изобразил Кипренский на известном портрете. Пушкин был в это время для молодежи все: все ее упования, сокровенные чувства, чистейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений, – все сводилось к нему, все исходило от него… Я помню известие о его кончине. Я был маленьким чиновником-«переводчиком» при министерстве внутренних дел2.514 Работы было немного, и я для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и эстетиков. Особенно меня интересовал Винкельман. Но над всем господствовал он. И в моей скромной чиновничьей комнате, на полочке, на первом месте, стояли его сочинения, где все было изучено, где всякая строчка была прочувствована, продумана… И вдруг пришли и сказали, что он убит, что его более нет… Это было в департаменте. Я вышел в коридор и горько-горько, не владея собою, отвернувшись к стенке и закрывая лицо руками, заплакал… Тоска ножом резала сердце, и слезы лились в то время, когда все еще не хотелось верить, что его уже нет, что Пушкина нет! Я не мог понять, чтобы тот, пред кем я склонял мысленно колени, лежал бездыханен. И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины. Нет, это неверно – о смерти матери. Да! Матери… Через три дня появился портрет Пушкина с надписью: «Погас огонь на алтаре», но цензура и полиция поспешили его запретить и уничтожить (А. Ф. Кони, Иван Александрович Гончаров. Речь в заседании Академии наук 15 апреля 1912 г. «На жизненном пути», 1913, т. II, стр. 491-492).

– ---

К стр. 195. …на всей Москве, по словам Грибоедова, лежал особый отпечаток… – ср. слова Фамусова в 3 явлении II действия комедии А. С. Грибоедова. «Горе от ума».

К стр. 196. …на лекции налагалось иногда veto, как, например, на лекции Давыдова. – В 1826 г. Давыдов прочитал лишь вступительную лекцию по курсу философии. Правительство, напуганное событиями 14 декабря, распорядилось в 1826 г. вообще о закрытии кафедры философии.

К стр. 197. Корнелий Непот – римский историк (I до н. э.).

К стр. 200. …умное было начальство – спасибо ему. Тогда министром был С. С. Уваров… – Это сугубо односторонняя характеристика Уварова не дает правильного представления об идеологе официальной народности реакционере Уварове, оказенивавшем науку и насаждавшем не просвещение, а политическую «благонадежность».