Том второй Стихи, проза

из картона и ваты

создадим антураж гуттаперчевых дней.

И не нужно прощать.

И не нужно прощаться.

Каждый может лететь – ровно десять секунд.

А когда мы умрем –

чередой декораций

дорогие рекламы

спокойно пройдут.

От большого ума…

Без особого шума…

Нас спасает "Тефаль" от излишества бед.

– Не болеть.

– Не жалеть.

– Не влюбляться.

– Не думать.

Продавая себя за шмотьё и обед.

Максу Волошину – от меня

Тети.

Дяди.

Бляди.

Дети.

Чайхана чадит кофейней.

– Макс, пожалуйста, не верьте.

Это место коктебельней

даже сотни "Коктебелей"

Сердолик приклеен к шее,

как линолеум к прихожей.

Нео-

недо-

пере-рожи

в диалогах:

"…Я потею…"

"…Двести баксов за неделю…"

"…Сколько стоит ваша дама ?… "

"…Эй, козел, уйди с дивана…"

"…Елы-палы! Дайте спичек "

"…Щас бы пару медсестричек…"

Разлетелись!

Слишком долго

отдыхают скал копыта.

– Макс,

хотите,

я двустволку

подарю вам для защиты?!

Герр-маника

У меня был знакомый по имени Отто Бисмарк.

Он носил меховые тапочки.

Плавал по воскресеньям.

Любил попугаев.

Ругался с женой до визга.

И никогда не ездил в страну Рас-с-сею.

Я ему говорила:

Mein Lieber!

my Darling Отто,

ну бросьте вы к черту свою малокровную Frau!

А он отвечал мне, что нужно любить кого-то,

включал мп3 и прощал под напевы НАУ.

И так было больно смотреть на него, влюбленной.

Вбивая под кожу раствор из породы камфор.

Я век умирала, а после другой знакомый

в любви признавался цитатами Mein Kampf'a.

Ирреландия

Видишь вокзал,

на котором можно в Индию Духа купить билет?

Н.В.Гумилев

Вспомню Ирландию.

Буду гадать на трилистник.

Потчевать Джойса своим интернет-переводом.

В городе А. не рождаются люди и виснет

каждое слово, как ниточка водопровода.

В городе Б будут лица привычно томиться,

В городе В будут чуда ждать или трамвая.

Вспомню Ирландию.

Недопостигнув Улисса.

Может, поэтому лучше его понимая.

Выдумав жизнь, как песок в человеческих лапах,

Бог перепишет сюжет в корневой директорий.

Вспомню Ирландию.

Цвет её, форму и запах.

Не повстречав ни одну из её территорий.

«Я человек с двадцатилетним стажем»

Я человек с двадцатилетним стажем.

Да будет Бог к писателям пристрастен!

Моих ошибок путь многоэтажен,

поэтому особенно прекрасен.

Многоэтажен, но немногословен.

Мой путь – он мой, каким бы ни был он.

Среди чудес мобильных колоколен

и жидкокристаллических икон

спешит.

Хрипит,

прокладывая шпалы.

Ползёт неопалимой целиной.

Мой путь один: других путей немало.

Мой путь один – поэтому он мой.

Был вечер

Был вечер как холодный виноград.

Плыл разговор в расставленные ровно…

Ты не был ни смущен, ни виноват,

но лучше бы ты чувствовал виновным.

Был вечер как примятый апельсин.

Как теплоход, застуканный отливом.

Мне сложно находиться на один…

И привыкать.

И выглядеть красивой.

Мне сложно.

Из незапертых дверей

глядит туман.

И память привирает.

– Не приручай ни женщин, ни зверей.

От этого обычно умирают.

«Из тишины превращаясь в чужую вину»

Из тишины превращаясь в чужую вину.

Из темноты выпрямляясь в подобие Бога.

Чаще и чаще мне кажется, что не пойму,

в нынешний раз куда выведет эта дорога.

Резала пальцы и прятала кровь в рукаве.

Мятым стеклом по рецепту талантливой группы.

Поиск себя только Rambler'у будет внове.

Мне же учиться искать по-хорошему глупо.

В данном контексте "хорошее" – жертва всего: жатву души Комбайнер совершает по кругу.

Каждый в другом убивает себя самого:

два близнеца, ненавидящих сходство друг друга.

«Как вы осиротели: люди, книги»

Как вы осиротели: люди, книги,

меня по недосмотру не добив.

Кармен гадала глупому Цуниге,

а Гончаров дописывал "Обрыв".

Белел туман, застенчивый, как парус.

Волхвы бутыль делили на троих.

Своей судьбы ни капли не осталось.

Осталось жить приметами других.

Живут часы. И степь. И лист больничный.

На шеях нив живой дрожит ледок.

Душа ушла не пойманной с поличным,

но был побег ей, видимо, не впрок.

На жизнь поэтов

Нет у поэта ни пола, ни пола.

Первый – животный.

Второй – не помыли.

В вечность сползают стихи-приговоры,

не замечая, что этим убили.

Гибнут друзья, превращаясь в знакомых

или в живущих в Сети астронавтов.

Гибнет любовь под воздействием сонных,

старых и плохо вменяемых фактов.

Жизнь погибает!

Всеместно!

Всечасно!

Жизнь подменили движением ловким.

Нет у поэта ни горя, ни счастья.

Есть только томик в посмертной трактовке.

«Мне нравится, что ты темноволос»

Д.Д.

Мне нравится, что ты темноволос.

Теряешь всех, включая дни недели.

Мне нравится, что кукольный Христос

распят в твоем – почти красивом – теле.

Распят – вдвоем.

В театре простыней.

Кому ты врешь, что мир твой совершенен?

Мне нравится свою ладонь к твоей

прижать-примять, как голову к коленям.

Мне нравится твоя хмельная дрожь.

И ревность. И пропахшая футболка.

Я знаю – никуда ты не уйдешь.

А если и уйдешь – то не надолго.

Плюс-минус (человек)