Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]

Он с плеча рубил,
Не жалея сил,
Супостатов гнал.
Но, ах, окружен,
Злой стрелой сражен,
Он с коня упал.

Увы! Без любви мне

Не мил белый свет.
Увы! Без любви мне
Счастья в жизни нот!

Кто спасет теперь?

Пойман, словно зверь,
Он бредет в Алжир.
Где звон кандалов,
На торгах рабов
Томится наш сир.

Увы! Без любви мне

Не мил белый свет.
Увы! Без любви мне
Счастья в жизни нет!

Король (лаская ее, повторяет последние слова песни). «Счастья в жизни нет!»

Гвендолина (поет).

А в ночной тиши
В замке дочь паши
Мучится без сна.
Люб Жильбер герой,
Стать его женой
Поклялась она.

Увы! Без любви мне

Не мил белый свет.
Увы! Без любви мне
Счастья в жизни нет!

Король (прерывая). Ты знаешь, сын мой, не могу слушать эту историю без слез!.. По виду я человек грубый, а сердце у меня нежное… Да, себя не переделаешь!.. Не могу понять, почему ты не любишь, когда поют эту песню?.. Это же чудесно, что ты — дитя любви! А я, глядя на лица моих августейших родителей, содрогаюсь при мысли, как это все у них происходило!.. Как чудесно, что твоя мать помогла твоему отцу бежать, скрываться и что она явилась в Лондон искать его — с тобой во чреве!.. Ну, пой же конец, я обожаю его!

Гвендолина (тихо доканчивает песню).

Деве дальних стран
Веру христиан
Дал отец святой.
Милую свою
Ведет к алтарю
Счастливый герой.

Поет, поет сердце,

Навек влюблено.
Поет, поет сердце,
Счастливо оно!

Король (мечтательно). И он любил ее вечно? Это не придумано в песне?

Бекет. Нет, государь.

Король (поднимается, он грустен). Забавно, что именно этот счастливый конец нагоняет на меня какую-то грусть… А ты, ты веришь в любовь?

Бекет (все так же холодно). В любовь моего отца и моей матери — да, государь.

Король подходит к баронам — они спят, сидя в креслах, и сладко храпят.

Король (проходя, дает каждому пинка ногой). Заснули, экие скоты! Стоит им расчувствоваться и сразу дрыхнут. А знаешь, мой милый саксонец, иногда мне кажется, что во всей Англии только два человека способны тонко чувствовать — ты да я. Мы умеем пользоваться вилкой, и чувства у нас обоих на редкость утонченные. Ты из меня сделал в чем-то совсем другого человека. Если ты меня любишь, найди такую девушку, которая отучила бы меня быть грубым. Надоели мне потаскушки. (Подходит к Гвендолине. Гладит ее; неожиданно.) Даром ничего не дается. Помнишь?

Бекет (побледнел. После паузы). Я ваш слуга, государь, и все, что у меня есть, принадлежит вам. Но вы мне говорили, что я, кроме того, и ваш друг.

Король. Как раз между друзьями это и принято.

Небольшая пауза.

(Злобно улыбается, поглаживая Гвендолину, застывшую от страха.) Значит, она тебе дорога? Значит, ты способен чем-то дорожить? Скажи, это так?

Бекет молчит.

(Улыбается.) Ты не можешь солгать. Я тебя знаю. И не потому, что ты боишься лжи, — уверен, что ты единственный из всех, кого я знаю, ничего не боишься, даже бога, — но тебе ненавистна ложь. Ты считаешь, что лгать не изящно. Для тебя вопрос морали — это вопрос эстетики. Прав я или нет?

Бекет. Вы правы, сир.

Король. Надеюсь, что, требуя ее у тебя, я веду честную игру, а? Я же тебе сказал: даром ничего не дается. И потребовал у тебя слово дворянина.

Бекет (ледяным тоном). И я дал вам его, сир.

Пауза. Оба неподвижны. Король, зло улыбаясь, смотрит на Бекета. Бекет не смотрит на короля.

Король (внезапно поворачивается). Прекрасно! Я ухожу. Хочу сегодня лечь пораньше. Очаровательный вечер, Бекет! Во всей Англии решительно ты один умеешь по-королевски принять друзей… (Дает пинка спящим баронам.) Помоги мне разбудить этих свиней и позови мою стражу…

Бароны просыпаются с сопением, с урчанием.