Томас Чаттертон

Поймет ли заблудившийся в тумане,
В какое место довелось ему попасть?
С дороги сбившись, сам себя обманет,
Что речка тут течет, не сможет разобрать.
О дереве, что близко, но незримо,
Ему поможет догадаться тихий плач:
Ведь ветки плачут так неудержимо…

Мистер Абуриэль, я опустошен собственными мыслями. Фантазии пронизывают меня, расщепляют мой мозг. Город — с тех пор, как его основали — был погребен уже раз пятьдесят. Где теперь те времена? Где мертвые? Где их голоса? Их тепло? Куда подевались былые радости, куда — преступления?[10] Всё — лишь прохождение сквозь. Шум на улицах… — и больше ничего?

Абуриэль (резко перебивает его). Здесь стоят книги. Читай их! Пойми, ты можешь расти или умаляться[11]. Время пока что тебе благоприятствует.

Томас. Неужели вот это, это ставшее зримым Ничто, и есть награда за мои занятия некромантией?

Абуриэль. Похоже, что так. (Он отодвигает стенку с книгами.) Я пройду этим путем.

Томас (хочет последовать за ним, но стена снова смыкается). Мистер Абуриэль! (Томас пытается открыть проход; это не удается.) Обман. Иллюзии. Замутненный воздух. Взвихренная пыль. Старый дом, пахнущий привидениями. И ничего — для рук, хотящих что-то ощупать. Даже этот последний, Абуриэль, разрежен, как зеркальные отблески. Дурак, который уподобился шороху, дурачащему дурака… И все-таки он говорил со мной, как если бы был частью моих ответов самому себе. Я, дескать, призван: таков итог. Призван к чему? Время покажет. А путь? Путь со временем обнаружится. Сейчас, во всяком случае, я один. На сегодня всё это внезапно закончилось. Остались книги, которые упрощают прошлое, словно жизнь с давних пор есть лишь безудержное говорение. Протокол. Я сам, состоящий из плоти, костей и мозга, заполнен… Чем? Мысленными образами, страхом, неуверенностью, неуспокоенностью, кроваво-багряным сном — сном, полным пространств, которые никто не измерит. И в черепе моем разливается жар, как в паху… Да, но сейчас я слышу шаги Джона Ламберта.

(Он подходит к пюпитру и делает вид, будто пишет).

Ламберт (появляется на пороге). Надо же, ты еще работаешь. Я тобой доволен. Можешь отправляться домой. Этот день уже отошел.

Томас. Нет, сэр. Еще одно срочное дело. Здесь были клиенты. Я составил протокол. И должен разъяснить его вам, даже если мы задержимся за полночь.

Ламберт. Настолько это, по-твоему, важно? Удивительно: важные вещи еще не перевелись… Но, собственно, что считать важным?

Томас. Такую оказию, сэр.

Ламберт. Коли не шутишь, пойдем в контору —

(Оба уходят через правую дверь).

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ Осень 1768 года

ПРОСТОРНАЯ МАНСАРДА В ДОМЕ

ВДОВЫ САРЫ ЧАТТЕРТОН

В комнате: широкая кровать; большой стол, весь заваленный книгами, бумагами, пергаментами, писчими принадлежностями; ларь; на крючке — старинная, странного вида одежда; кукла-манекен Матильда (плетеный из прутьев каркас, покрытый льняной материей) — обнаженная, с деревянной, тоже обтянутой тканью головой; два стула. Ночь. Полнолуние. На сундуке рядом с кроватью горит свеча. Две свечи на столе.