Томас из Рэдинга

   На Чипсайде {Конечно, Делонэ описывает здесь современный ему Лондон, а не Лондон XI в. Стоу в своем "Описании Лондона", вышедшем в 1598 г., приписывает те же ремесла тем же улицам, подтверждая, таким образом, точность Делонэ.}, куда их привели, они восторгались ювелирными магазинами и с другой стороны улицы -- роскошными галантерейными лавками, витрины которых блистали всевозможными цветными шелками. На улице Уэтдинга они видели множество суконщиков, у святого Мартиника -- башмачников, у церкви святого Николая -- мясные лавки, на конце старого Монетного рынка -- рыбные лавки, на улице Кэндльуика -- ткачей; потом они посетили Еврейскую улицу, где живут все евреи, и крытый рынок на Блэкуэлле, где обычно собирались провинциальные суконщики.

   Дамы пошли потом к церкви св. Павла, колокольня которого так высока, что как будто она уходит в облака, а на верхушке ее находится огромный флюгер из чистого серебра. Этот флюгер кажется человеческому взгляду не больше воробья: так высоко он посажен. После он был украден одним хитрым калекой, который ухитрился ночью забраться на верхушку колокольни и спустить его оттуда вниз. На это украденное им серебро и на большую сумму денег, собранную им за его жизнь нищенством, он воздвигнул ворота на севере города, которые до сих пор называют Крипльгэйт (Ворота калеки) {Кража флюгера -- обычная тема в легендах всех городов.}.

   Оттуда они отправились к Тауэру (лондонская башня), башне, которая была построена Юлием Цезарем, римским императором. Они там видели соль и вино, сохранившиеся со времен нашествия римлян в Англию, задолго до Р. X. Вино стало таким густым, что его можно было резать, как студень. Они видели также монету, сделанную из толстой кожи, которая некогда имела обращение среди населения.

   Когда они вдосталь насмотрелись на все эти достопримечательности, они возвратились в свои помещения, где для них были заказаны роскошные ужины со всеми тонкостями стола, какие только можно себе вообразить.

   Теперь нужно вам сказать, что спутники-ткачи, прибывшие из провинции со своими госпожами, увидя лондонских ткачей с улицы Кэндльуик, немедленно возымели великое желание потягаться с ними. Они тотчас начали вызывать на состязание, кто из них сработает лучше.

   Ласочка сказал:

   -- Я хочу состязаться с кем угодно из вас на крону; принимайте, если вы посмеете только; тот, кто скорее всех соткет ярд материи, получит крону.

   Один из лондонцев ответил:

   -- Это вас, мой друг, мы лучше всего "обработаем". Если бы даже заклад был в десять крон, мы и то принимаем вызов. Но мы ставим только условие, чтобы каждый доставил свои собственные челноки.

   -- Решено, -- сказал Ласочка.

   Они встали за станки, и Ласочка проиграл. Затем другой из приезжих взялся за дело, но и он также проиграл. Лондонцы торжествовали над деревенщиной и отпускали им язвительные шуточки.

   -- Бедняжки, -- говорили они, -- сердце у вас твердо, да руки слабы.

   -- Нет, -- говорил другой, -- в этом виноваты их ноги {Станок приводился в движение при помощи педали.}. Скажите мне, дружище, английский ли вы уроженец.

   -- А в чем дело? -- спросил Ласочка.

   -- А в том, что у вас икры на подъеме {Вероятно, намек на элефантиазис.}.

   Крэб, вообще гневный по натуре, раскипятился, как адвокат на суде, и держал пари на четыре кроны против двух, что он выиграет. Те приняли пари. Они взялись за работу. Но Крэб побил их всех. Лондонцы, с которых сбили спесь, примолкли.

   -- Так вот, -- сказал Крэб, -- так как мы ничего не проиграли, то и вы ничего не выиграли. А ввиду того, что нельзя быть хорошими ткачами, не будучи добрыми товарищами, то, если вы хотите пойти с нами, мы угостим вас пивом.

   -- Сразу видно ткача и доброго малого, -- сказал другой.

   И вот они отправились вместе в гостиницу "Красный крест". Когда они заняли место и хорошо выпили, они начали весело болтать и превозносили Крэба до небес. Крэб клялся, что он поселится у них.

   -- Нет, это невозможно, -- сказали они. -- Король дал нам привилегию, по которой никто не может получить у нас работу, если он сначала не прослужит семи лет в Лондоне в качестве ученика.

   На это Крэб ответил, по своему обыкновению, пророчеством: