Томек среди охотников за человеческими головами

Веселое настроение не прошло даже и после того, как во время одного из постоев утаме заявил, что пора уже возвращаться домой. Эти слова, сказанные им спокойно, были единственным приказом, изданным за все время похода. Путешественникам представился случай убедиться каким огромным авторитетом пользовался утаме среди своих людей, которые без малейшего протеста сразу стали собираться в дорогу и прощаться с белыми путешественниками и носильщиками из Порт-Морсби.

– Посмотрите-ка, друзья, невзрачный парень этот утаме, а каким пользуется уважением у своих, – сказал капитан Новицкий, наблюдая за поведением туземцев. – Нам бы поучиться дисциплины у них!

– Они его уважают, как родного отца, – заметил Томек. – Я только что размышлял об этом и мне пришло в голову интересное сравнение.

– Что за сравнение? Что ты там выдумываешь? – спросил Новицкий.

– Поведение утаме напоминает мне до некоторой степени Смугу. Он тоже пользуется огромным авторитетом и приказания издает не повышая голоса, так как и утаме.

– Ты попал в самую точку, – правильное замечание! – удивленно воскликнул Новицкий. – Но все же есть и разница. Смуга мужчина видный, а этот – карлик!

– Дело не во внешности, а во внутренних достоинствах.

– Ты, видимо, прав, потому что если бы командовали только самые сильные и высокие, то я несомненно был бы вождем! Что ж, мои родители хотели, как можно лучше, и одарили меня силой и ростом, только я слишком мало заглядывал в книги, – печально сказал Новицкий.

– У вас нет причин жаловаться, капитан. Пополнить знания никогда не поздно, а вот я хотел бы пользоваться таким уважением и любовью, каким вы пользуетесь у своего экипажа. Все они готовы идти за вами в огонь и воду!

– Ты в самом деле так считаешь?! – обрадовался Новицкий.

– Лучший пример этому – я сам, – ответил Томек. – Папа постоянно твердит, что я вам подражаю во всем...

– Вот уж действительно из нас два сапога пара! – ответил Новицкий. – Ты стараешься подражать мне, а я – тебе. Ты знаешь, я решил, что буду так же красиво писать в корабельном журнале, как это делаешь ты!

Говоря это, капитан Новицкий достал из большого левого кармана блузы толстую записную книжку.

– Посмотри-ка, сколько я здесь уже нацарапал, – сказал он. – Я составляю рапорт о каждой моей вахте на суше. В свободное время ты прочтешь, и кое-что исправишь в моей писанине, хорошо?

– Можете рассчитывать на меня, – заверил Томек Новицкого. – Я вижу, вы приняли близко к сердцу это дело, недаром вы поместили тяжелый журнал в кармане на левой стороне груди.

– Не смейся, браток, ты же знаешь, что лапа у меня тяжеловата для пера и мне приходится нелегко...

Караван опять тронулся в путь. Носильщики шли бодро, близость цели придавала им сил. Горные цепи все выше и выше громоздились на горизонте. Однако караван очутился на плоскогорье Пополо только лишь перед самым закатом солнца. Айн'у'Ку выбежал вперед, уверяя, что узнает родные места. Вскоре путешественники вышли на берег какой-то реки. На противоположном берегу виднелась деревушка, окруженная деревянной стеной из заостренных кольев.

И на этот раз тоже никто не вышел приветствовать путешественников, но Айн'у'Ку, не долго думая, вброд переправился через реку. Побежал к деревушке; приложив руки рупором ко рту, он стал что-то громко выкрикивать. Из-за ограды выглянули головы обитателей деревушки. Видно, они узнали Айн'у'Ку, потому что ворота широко отворились. Пожилой туземец, отец Айн'у'Ку выбежал навстречу сыну. Сначала он крепко обнял сына, несколько раз громко произнося его имя. Потом положил свою голову на плечо Айн'у'Ку и стал тереться носом о его нос, ощупывая сына левой рукой, подобно слепцу, который может узнать дорогого человека только ощупывая его пальцами.

– Я очень рада, что парню удалось найти близких, – сказала Салли, обращаясь к Томеку.

– Теперь он не захочет идти с нами, – заметил Збышек. – Видимо, он давно уже не был дома.

Короткое сообщение Айн'у'Ку развеяло все опасения туземцев. Они толпой вышли встретить путешественников. Все они как можно скорее хотели увидеть могущественных белых чародеев. Вскоре весь караван очутился внутри деревянного ограждения.

Путешественники с интересом рассматривали деревушку и ее обитателей. Дома туземцев свидетельствовали о крайнем примитивизме племени мафулу. Большинство из них помещались в обыкновенных шалашах, кое-как сложенных из веток и прикрытых толстыми, похожими на кожу листьями. Шалаши на первый взгляд казались большими ульями, куда человек только с трудом на четвереньках пролезал через узкую щель, заменявшую дверь. В качестве поддерживающего каркаса, при постройке шалашей использовались часто стволы растущих пальм, которые со всех сторон застраивались стенами из листьев и веток. Живые кроны этих «колонн» часто напоминали огромные зонты, распростертые над зелеными хижинами. Только лишь дом холостяков – эмоне, построенный на сваях, да хижина миссионера, несколько напоминали человеческие дома.