Томек в стране фараонов

Ответ оказался очень прост. Уже несколько лет в родных местах туарегов живет странный европеец, и они зовут его «марабу». Понятия не имею, кто он такой, знаю только, что он делает много добра. Он слепил себе мазанку, принимает в ней много людей, иногда даже их лечит. Делится всем, что имеет, очень набожный. Угзан подчеркнул, что марабу охотно помогает в общении в «дикими язычниками», как туареги называют французов и других европейцев! Я заметил, что туареги говорят о нем прямо с каким-то суеверным восхищением, страхом и любопытством.

– Ну ладно, – сказал я Угзану. – Так меня-то почему вы величаете «марабу»?

Так я спросил, а он мне и объяснил. Тот француз – марабу – живет среди туарегов, но только другого племени[181]. И «мои» мечтали иметь своего марабу. Наткнувшись на меня в пустыне, они сочли это даром небес. Кроме того, я был похож на того марабу.

Ладно, ладно, хорошо вам смеяться! Если уж я стал почетным членом племени апачей, почему бы, черт возьми, меня не могли принять туареги?

Схватка с разбойником

Вот так, против своей воли, я понемногу становился человеком пустыни, осваивал обычаи туарегов, стал закрывать лицо повязкой, она хорошо защищала от жары и пыли. Мы добрались, как я догадался, до окрестностей оазиса Селима, где-то на уровне между вторым и третьим порогами Нила. Проводник все чаще втягивал в себя воздух, а Угзан твердил, что чует запах воды. Даже животные пошли быстрее. Я заметил, что туареги стали как-то осторожнее себя вести. Высылали кого-нибудь вперед на разведку, носили наготове оружие, чаще расставляли ночной дозор.

Было обычное раннее утро. Над нашими головами пролетела стая каких-то птиц. Они, как голуби, промелькнули коричнево-черно-желтым оперением хвоста, а меня охватила тоска. Мне вспомнились варшавские голуби, голубятни, мои товарищи по школе. Птицы пролетели в сторону Нила, а я удивлялся, что никто в них не выстрелил. Их вкусное мясо очень бы разнообразило нашу скучную финико-молочную диету.

То, что произошло вслед за этим, заняло меньше времени, чем длится мой рассказ. Солнце еще не поднялось, а все уже было кончено. Караван туарегов практически перестал существовать…

На высоком бархане впереди нас показался человек на убранном в красное одеяние дромадере. Как потом выяснилось, это была женщина. Я услышал ее ужасный, вибрирующий многократно повторенный крик:

– Лилли-лилли-лу!

Не успел я еще как следует оглядеться, как впереди возникли тучи пыли, поднятые несущимися верхом воинами. Их дикий напор и скорость были страшны. Они что-то кричали. Сначала я думал, это боевой клич, но затем с изумлением понял, что они издевательски нас приветствуют, визгливо вереща:

– Салам алейкум!

Это ведь означает «мир вам». Однако было похоже, что они имели в виду мир смерти.

Мне не пришлось долго размышлять об этом, потому что я подвергся нападению. Из тучи пыли показался всадник на могучем жеребце. Он мчался прямо на меня. Не знаю, каким чудом я уклонился от копья, которое он с огромной силой метнул в меня! Видимо, я чисто инстинктивно отреагировал на движение его руки. Копье вонзилось в песок сразу за мной. Я схватил его, чтобы хоть как-то вооружиться, и краем глаза заметил, что противник метнул в меня еще одно копье, от которого я сумел уклониться. Вырванным из земли копьем я заслонился от удара палашом[182], однако всадник нанес его с такой силой, что у меня онемели руки. Что было дальше? Не помню, не знаю… Очевидно, меня спасло только хорошее физическое состояние, тот суровый образ жизни, который веду уже давно.

Однако сначала я расскажу вам кое-что, что может заставить вас смеяться. Я сделал странный прыжок, и в моей голове запечатлелась только одна деталь. Это было похоже на вспышку, которая осталась в памяти. На какую-то долю секунды я увидел стремя. Что тут такого странного? В стремя была вдета не вся стопа, а лишь один большой палец ноги всадника. Я вижу, это вам кое-что напоминает. А мне смешно, что я запомнил такую мелочь.

Каким образом я захватил противника в прыжке, неведомо. Во всяком случае, мы оба повалились на песок. Он упал на спину, я, к счастью, на него. Я схватил его за горло, мой противник явно ослабел, и победа была близка, когда я внезапно почувствовал боль в виске и потерял сознание.

Через некоторое время я поднял голову и решил, что я в раю. Пустыня исчезла. Слышался шум реки, а в тех местах это мог быть только Нил. Вдоль берега простирались тучные поля и рощи. Оросительные устройства несли на поля живительную влагу. Над зелеными островами кричали птицы. Они стаями подлетали к реке, пикировали и ныряли. Бодро скользили по воде подгоняемые ветром фелюги. На берегу паслись лошади и верблюды.

Где-то я читал или слышал, что, если встречаешь вместе всадников на конях и верблюдах, значит ты находишься неподалеку от среднего течения Нила, пятого порога и Бербера. Так оно и было!