Томек в стране фараонов

– Солдаты придут сюда вместе с Вильмовским завтра утром, – пресек спор Смуга. – Но лучше держать оружие наготове.

Новицкий больше не высказывался. Он сидел рядом с Автонием, который не хотел отдаляться от своих белых опекунов ни на шаг. Автоний уже не принадлежал деревне, он принадлежал духам, которым его принесли в жертву. Из бросаемых взглядов и агрессивной реакции жителей деревни Новицкий понял это яснее любых слов. Он отдавал себе отчет, что появление здесь мальчика могло быть ошибкой, за которую придется заплатить. Моряк также понял, отчего Смуга, обычно противящийся использованию первобытных суеверий обитателей джунглей, на этот раз изменил своим убеждениям.

В какой-то миг к нему пришло решение, и он, к недоумению друзей, начал готовиться ко сну. Улегся поудобнее на циновке, закрыл глаза.

– Тадек, ты что? – спросил Смуга. – Мы ведь скоро идем на пир.

– Неплохо бы перед этим вздремнуть, – ответил варшавянин, и вскоре раздался его трубный храп.

Вечером прибыл Мунга с приглашением на пир и танцы. Разбуженный друзьями Новицкий объявил, что присоединится к ним позднее, а сам с помощью Автония как переводчика пошептался о чем-то с Мунгой, тот же, проводив Смугу и Гордона к боме[165], куда-то исчез.

Обоих гостей усадили рядом с вождем, что было знаком расположения. Внесли большие, наполненные доверха рисом жестяные тазы, молоко, маниоку, завернутые в листья орехи и печенную в костре картошку. Перед вождем и гостями поставили миску с мясом кур и яйцами, в глиняные кубки налили какую-то подозрительного вида жидкость. Кисуму взял кубок, пригласил белых сделать то же самое, пояснил:

– Марафу!

– Пальмовое вино, – громко перевел Гордон и потихоньку предостерег Смугу, чтобы не пил много, вино может быть «подкреплено» какими-нибудь специями.

– Кали сана. – Кисуму как будто услышал и понял Гордона.

– Говорит, что оно очень острое, – сказал англичанин.

Вино действительно обжигало горло. Настроение пирующих все улучшалось. Смуга напрасно искал глазами Новицкого. Он заметил, что не видно и Мунги. Его охватило беспокойство, он не мог понять, что замыслил моряк.

А тем временем негры поглощали невероятное количество пищи. Смуга обратил внимание Кисуму на то, что так можно и заболеть. Вождь только засмеялся и объяснил, что у него есть прекрасное лекарство, полученное от белого целителя. Смуга, заинтересованный в том, чтобы вождь как можно дольше не пьянел, попросил более подробных объяснений. Кисуму кивнул одному из своих людей:

– Хупа!

– Это значит – бутылка! – шепнул Гордон.

Перед изумленными европейцами поставили большую корзину. Вождь сам развязал плотно прилегающую крышку, откинул ее, сунул в корзину руку и вытащил небольшую, может с четверть литра, бутылку, на дне которой оставалось еще немного жидкости. С благоговением, сосредоточенно он подал ее Смуге, проговорив при этом:

– Дава кали сана!

– Да это же популярное слабительное средство! – рассмеялся путешественник, но тут же наклонился, изучая надпись на бутылке. – Невероятно! – прошептал он.

– Что такое? – заинтересовался Гордон.

– А вы посмотрите, где это средство произведено! – предложил Смуга.

– «Краков, 1905 год», – прочитал Гордон. – Так это же польское лекарство!

– С ума сойти, – сказал Смуга и намеревался уже подступиться к вождю с вопросами о «белом целителе», как вдруг все замолчали. Смуга в недоумении поднял голову.

Перед костром стоял колдун в ритуальном наряде, властным жестом он поднял руку. Это был невысокий человек, со сморщенным мрачным лицом, с блестящими глазами и неестественно расширенными зрачками. Под наброшенной на плечи леопардовой шкурой не оказалось никакой одежды, лишь медные браслеты, переплетенные черными страусиными перьями, да яркий плюмаж, тоже густо усеянный этими же перьями, украшали его. В полной тишине он начал обрядовый танец, закрутился вокруг костра, посыпая в огонь какое-то зелье, издающее острый, неприятный запах. Высокий столб дыма поднялся в воздух. Свои ритмичные движения колдун сопровождал завывающим пением.

Сначала в пении, а потом и в танце ему стали вторить и жители деревни. Мужчины тесным кругом обступили костер, вождь и его гости очутились внутри этого круга. Они ритмично ударяли по своим кожаным щитам. Сзади подвывали женщины. Кисуму вытирал пот с лица, хоть ночь и была холодной. Он, правда, пока сидел, но уже начал подрагивать в ритме пения и танца. Смуга со значением глянул на Гордона, оба незаметно подготовили оружие.

– Попробуем выбраться, – прошептал англичанин.

– Да, это наилучший выход, – ответил Смуга.

Они потихоньку стали отступать назад, туда, куда не падали отблески костра. Их движения не остались незамеченными колдуном, внешне как будто полностью отдавшимся исполнению обряда. Он внезапно вырос прямо перед ними, начал что-то ритмично выкрикивать. Ему отвечал хор мужских голосов. Смуга внимательно вслушивался в этот своеобразный диалог. Спокойно достал трубку, горящим угольком раскурил ее и затянулся.

– Подождем еще немного, – шепнул он.

Гордон посмотрел на него с восхищением.

– Зачем? Надо отсюда уходить!