Те обязанности, которые она исполняла во дворце, тоже оказались ей совсем не по вкусу.
Столкновения с прислугой происходили каждый день. Да и с самой госпожой Кирстен разговаривать было не легко. Она была всего на три года старше Сесилии и в высшей степени надменна. И худшее состояло в том, что с маленькой Анной Катариной обходились слишком сурово. Сколько раз Сесилии приходилось утешать бедного ребенка! Софи Элизабет была младшей и не ее не пороли, но Сесилия опасалась, что как только девочка подрастет, то дело дойдет и до нее тоже. Сама Сесилия никогда не видела подобных жестокостей в родительском доме. Да еще чтобы пороли таких малышей! Разве можно наказывать трехлетнего ребенка! Сесилия постоянно вставала на защиту детей, но окружающие смотрели на нее с непониманием.
Ко дворцу подъезжали кареты, и часть приглашенных отправлялись с бала домой. Похоже, что праздник окончился, однако гул голосов еще доносился из большой залы внизу.
Сесилия все сидела в своем кресле. Она погрузилась в воспоминания о своем доме и об ушедших из жизни, ничего не замечая вокруг. Новости из усадьбы не выходили у нее из головы.
Так значит, Таральд и Суннива поженились! Эта мысль несколько раздражала ее. Разве они не понимают, что они наделали, или же это просто безумство молодости и юношеской страсти? Ведь они знали только друг друга и не общались с другими сверстниками.
Сесилия еще ничего не знала об ожидаемом ребенке: Лив предусмотрительно не написала об этом. Пока еще нет.
В коридоре послышались голоса, дверь комнаты распахнулась, и вошел человек.
Сперва он не заметил Сесилию; бросив свой плащ, он шагнул к камину. И только тогда увидел девушку, сидящую в кресле.
— Прошу простить меня, — ошеломленно произнес он. — Я не знал, что в комнате кто-то есть.
Сесилия поспешно накинула шаль на плечи. Она не нашлась, что ответить, так как неожиданный визит смутил ее.
Незнакомый мужчина подхватил свой плащ и повернулся к двери.
— Простите, мне показалось, что эту комнату отвели для меня… А вы что-то печальны… У вас что-нибудь случилось?
Его голос был таким дружелюбным, что Сесилия слабо улыбнулась в ответ.
— Да, — сухо произнесла она. — У меня умерли бабушка с дедушкой, и я больше их никогда не увижу.
Он подошел поближе.
— Я сожалею, — проговорил он с огорчением. — Не могу ли я вам чем-то помочь?
Сесилия высказалась, как всегда, прямо и без обиняков:
— Пожалуйста, посидите со мной немного и скажите мне, что в жизни еще осталась радость! О нет, не слушайте меня, это ребяческие просьбы.
— Нет-нет, что вы, — мягко и дружески возразил он и попросил разрешения сесть в другое кресло, стоявшее у камина. — Я хорошо понимаю вас, мне так самому иногда недостает кого-то, кто бы поговорил со мной и утешил бы меня.
— Вам? — в изумлении взглянула на него Сесилия. — Но вы выглядите… так, словно у вас есть все!
Внешне он был очень привлекательным, примерно тридцати лет, подумала она. У него были темные волосы до плеч и ясный, открытый лоб. Было что-то благородное и чистое в его лице, однако карие глаза смотрели печально, и можно было бы заметить горькую складку вокруг рта. Одет он был необычайно изысканно: конечно же, он был на балу среди прочих гостей и поэтому нарядился в свои лучшие одежды.
— У меня есть все? — он слегка усмехнулся, и голос его звучал невесело. — Да, можно иметь все — и ничего! Нет, простите меня, я не о том! Мое имя Александр Паладин, я состою на службе у короля, капитан королевской лейб-гвардии. Мой дед был герцогом Шварцбурга, а я всего лишь навсего граф пограничной области, — пустой титул безо всякого реального достоинства.
— Паладин… Не означает ли это «рыцарь»?
Его лицо вспыхнуло улыбкой.
— Да, это действительно так. Но я последний в роду, и поэтому имя наше, скорее всего, совсем исчезнет.
Это вовсе необязательно, подумала Сесилия, но ничего не сказали.
— Меня зовут Сесилия, я дочь барона Дага Кристиана Мейдена, — ответила она.
— Вы норвежка?
— Да. Я воспитываю королевских детей.
— Вот как! — медленно протянул он и откинулся в кресле. — Вы та самая девушка, которая спорит со всеми по поводу их воспитания! А вы храбры! Ведь Кирстен скоро сделает из своих дочерей рубленый шницель.
— Мне не нравится, когда невинных детей наказывают розгами.
— Вы правы, — в задумчивости произнес он. — Телесное наказание может оставить глубокие раны в душе.
Сесилия пристально посмотрела на него, но он продолжал думать о своем. Затем проговорил:
— Теперь я понимаю, почему вы выглядите такой печальной. И еще это письмо у вас в руке. Это оно так повлияло на ваше настроение сегодня?
— Именно так и есть. Я уже говорила вам, что потеряла близких людей. Мои бабушка с дедушкой умерли от чумы. Я понимаю, что все люди в конце концов умирают, но они оба так много значили для меня. Несмотря на свой возраст, они были такими деятельными и жизнерадостными.
— Я понимаю вас. Такие люди доставляют радость окружающим.
— Это так, — с живостью подхватила она. — Все мои родственники таковы. И если бы вы встретились с ними, то убедились бы в этом сами! А какие чудесные у меня родители!