Томмазо

Томмазо взглянул на Эмму и Гая сквозь блестящие розовые прутья клетки. Они ссорились, как пара, которая прожила в браке пятьдесят лет.

— Я, э-э-э… — Томмазо откашлялся, пытаясь придумать, как вернуть их внимание к делу. — У тебя там ребёнок?

Эмма тут же оборвала свою тираду.

— Точно! — весело сказала она. — Ты ещё не встречался с Кас Пьячи Дзуи Ул.

Она словно рот едой набила.

— Э-э-э… Гаспаччо?

— Кас Пьячи Дзуи Ул, — повторила она. — В переводе — Крутой с сильным сердцем

Томмазо медленно кивнул, стараясь не выказать неуважение.

— Безусловно… очень… уникальное имя.

— Для краткости, мы зовём его Кас, — добавила она, а затем откинула маленькое голубое одеяло, чтобы показать сонного ребёнка с длинными ресницами, рыжими волосами и пухлыми губами. Он очарователен.

Томмазо сопротивлялся желанию посюсюкать, потому что это очень не по-мужски. А Томмазо — мужик, в этом единственном он был уверен. А ещё он благороден. И лоялен, раз уж на то пошло. Его единственным серьёзным недостатком была неспособность отпустить прошлое. Оно стало центром его существа и причиной, по которой он не мог измениться в худшую сторону. Проще говоря, он скорее умрёт, чем снова станет приспешником Мааскаб. Эти жрецы отняли у него родителей, братьев, сестёр, племянниц и племянников. Никого не пощадили. Он так и не узнал, что именно произошло, но после начал выслеживать и убивать Мааскаб, служа в армии богов. Лучшее предположение, зная всё, что теперь узнал, — жрецы солдатами Учбен (они же люди в армии богов), которые находящимися под контролем Мааскаб, казнили его семью в отместку. Потом они пришли за ним, схватили, пытали и сделали своим безмозглым рабом. Позже Мааскаб вернули Томмазо обратно, чтобы шпионить за армией богов. В конце концов, он потерял всё: семью, чувство собственного достоинства и работу. Он не собирался снова отказываться от жизни. И уж точно не сейчас, когда существовал шанс. Жена, дети, семья.

Эта женщина — его шанс вернуть всё.

«Кого ты, чёрт возьми, обманываешь, чувак? Ты — бомба замедленного действия».

Если он преодолеет это препятствие, лучшее, на что может надеяться — сложные отношения с этой женщиной. Где она всегда будет несчастна, а ему придётся держаться на расстоянии.

Томмазо посмотрел на красивого малыша на руках Эммы и заметил, как загорелись её глаза. Томмазо приревновал, но не признается в этом. Потому что он — мужик! Самый настоящий мужик, чёрт подери!

— Он прекрасен, Эмма, — сказал Томмазо. — Поздравляю!

— Хватит любезностей и подлизываний, Томми, — сказал Гай. — Я должен вернуться на встречу и…

В отчаянные времена…

— Ты не можешь уйти. Не раньше, чем выслушаешь меня, — уверенно заявил Томмазо. — Потому что Эмма права. Это очень важно.

Эмма предупреждающе сверкнула глазами.

— Даю тебе одну минуту, — сказал Гай.

Именно эту часть он боялся произнести вслух.

— Мне кажется, я… — он прикрыл рот рукой, наполовину бормоча, — нашёл свою па-пар…

— Ты нашёл пар? И кому до этого, блин, есть дело? — спросил Гай.

— Не пар. Пару, — сказал он неохотно.

Эмма взвизгнула, и ребёнок закричал.

— Ой. Прости, дорогой. Мамочке очень жаль. Ш-ш-ш-ш… — Она начала укачивать малыша. — Это так волнующе, — громко прошептала она.

— Ещё раз спрашиваю: кому до этого есть дело? — продолжил Гай.

Томмазо ненавидел разыгрывать эту карту, так же как ненавидел, что его единственный телефонный звонок из Сумасшедшего Подземелья Симил с Иррациональными Фетишами пришёлся на долю Эммы, но другого выбора не было.

Томмазо откашлялся.

— Когда боги исцелили меня и даровали бессмертие, именно ты, Гай, поручился за меня. — Потому что никто, включая его самого, не знал, действительно ли свет богов принесёт исцеление.

— Я сделал это только для того, чтобы осчастливить Эмму, — возразил Гай.

— Да. И я знаю, как сильно ты заботишься о ней, поэтому уверен, что не хочешь оставлять её.

— Оставлять её? — Гай усмехнулся. — С чего вдруг?

— Потому что ты поручился за меня. Если меня признают виновным в каких-то преступлениях, тебе тоже придётся понести наказание — кстати, это ваши дурацкие правила, а не мои.

Гая приоткрыл рот, а бирюзовые глаза Эммы расширились. Да, теперь она тоже бессмертна. Совсем как Томмазо. Или, по крайней мере, был. Теперь, когда его глаза потемнели, он не уверен, кто он именно.

— Но… но, — заикаясь, пробормотал Гай.

— Ты написал законы, так что не вини меня, — бросил Томмазо.

— Гай? Это правда? — спросила Эмма, выглядя испуганной.

— Ну, я, э-э-э… — Гай упёр руки в бока и выдохнул. — Да. Полагаю, правда.

— Что мы будем делать? — спросила она. — Уже плохо, что нам приходится иметь дело с сообществом одиноких бессмертных, чьи переключатели вот-вот щёлкнут в сторону зла, но если ты окажешься в тюрьме?..

— Вот и я о том же, — сказал Томмазо. — Если ты вытащишь меня и поможешь найти эту женщину, я смогу убедить её простить меня и, возможно, принять, как свою пару. Я не стану злым, и не будет причин сажать меня и Гая в тюрьму.

Гай скрестил руки на груди.

— Я не собираюсь в тюрьму. Я изменю закон.

Эмма покачала головой.