В конце представления зрители устроили искреннюю овацию. Все наперебой уверяли, что Хилли – настоящий волшебник «для своих десяти лет». И только три человека не согласились с этой оценкой: Мэри Браун, Брайан Браун, ну и, конечно, сам «юный маг».
– Он так и не нашел
Оба понимали, о чем речь: о божьих планах на Хилли. Ведь зачем-то господь поместил этот яркий прожектор в голову мальчугана.
– Нет, – ответил Брайан после долгого задумчивого молчания. – Вряд ли. Но как он старался! Вкалывал как ломовая лошадь, правда?
– Да уж, – согласилась Мэри. – Приятно было смотреть. Значит, может сосредоточиться и не метаться туда-сюда, если сильно захочет. Только это как-то грустно. Он трудился, словно студент перед выпускными экзаменами.
– Понимаю.
Мэри вздохнула:
– Ну что ж, представление позади. Думаю, теперь он переключится на что-нибудь еще. И рано или поздно отыщет
Поначалу казалось, что мать не ошиблась с прогнозом: на смену интересу к магии пришел интерес к муравьиным фермам, лунным камням и чревовещанию. «Набор юного мага» перекочевал из-под кровати, где хранился на случай, если Хилли пробудится среди ночи с какой-нибудь новой идеей, на захламленный письменный стол. Знакомая увертюра к уже знакомой пьесе, подумала Мэри. Кончится тем, что коробка осядет в глубинах пыльного чердака.
Однако разум Хилли вовсе не думал переключаться – не так просто он был устроен. Две недели после гала-представления мальчик провел в самом черном унынии. Родители не почувствовали этого и ни о чем не догадывались. Дэвид догадывался, но что он мог поделать в свои четыре года? Только надеяться, что в один прекрасный день брат воспрянет духом.
Все это время Хилли пытался освоиться с непривычной мыслью: впервые в жизни он потерпел неудачу в деле, в котором по-настоящему хотел преуспеть. Аплодисменты и поздравления – это приятно, само собой (мальчик не стал опускаться до того, чтобы принять искренние похвалы за проявление обыкновенной вежливости)… но он был возмущен до глубины души. В иных обстоятельствах это качество могло бы сделать из Хилли великого артиста: искренней похвалы ему было недостаточно. «Что она собой представляет? – рассуждал он. – Так растяпы и неудачники восхваляют людей, достигших хотя бы низшего уровня мастерства».
В общем, этого ему было мало.
Разумеется, Хилли не мог рассуждать об этом взрослыми словами… но думал он именно так. Узнай мать его мысли – ух и злилась бы! Ведь гордыня, как она научилась из Библии, всегда предшествует падению. Можно не сомневаться: мать рассердилась бы даже сильнее, чем в тот день, когда мальчик чуть не выскочил на проезжую часть на санках перед бензовозом. Или когда он собрался искупать кота в бачке унитаза. «Чего же ты хочешь? – воскликнула бы она, картинно всплеснув руками. –
Зоркий Эв или еще более прозорливый Дэвид могли бы ей объяснить.
Хилли желал, чтобы глаза у зрителей выпучились и полезли на лоб; чтобы девочки завизжали, а мальчики завопили. Хотел услышать дружный смех, когда Виктор выскочил бы из цилиндра с бантиком на хвосте и шоколадной монеткой в зубах. Юный фокусник отдал бы все искренние похвалы и аплодисменты за один-единственный вскрик из зала. За то, чтобы кто-то расхохотался до упаду. Или даже грохнулся в обморок, как (если верить брошюре) случилось на выступлении Гарри Гудини, когда он чудесным образом выбрался из большого молочного бидона. Дело в том, что все эти поздравления и хлопки означают одно: ты молодец. Тогда как вскрики, смех, обмороки скажут, что ты достиг величия.
Между тем Хилли подозревал – даже нет, точно знал: величия ему не достичь, хоть из кожи вон лезь. Тяжким ударом стал для мальчика даже не сам провал, а именно горькое осознание, что ничего нельзя изменить. В каком-то смысле это было хуже, чем похоронить веру в Санта-Клауса.
И вот, пока родители считали спад интереса к магии обычным капризом переменчивого весеннего ветра, гуляющего в головах всех обычных детей, на самом деле он стал результатом первого в жизни совершенно взрослого решения: если величие недостижимо, лучше отложить это занятие. Мальчик просто не мог оставить набор под рукой, чтобы время от времени развлекаться от скуки. Слишком глубока была нанесенная рана. Когда чувствуешь: что-то не так с уравнением, лучше стереть его с доски и взяться за новое.
Если бы только взрослые умели столь же решительно отказываться от своих страстей, наш мир, несомненно, стал бы во много крат лучше. Робертсон Дэвис в «Дептфордской трилогии» не говорит нам этого прямо… но намекает изо всех сил.
Четвертого июля Дэвид зашел в комнату брата и снова увидел набор для фокусов. Несколько приспособлений были разложены у мальчика перед носом… а с ними – еще кое-что. Батарейки. Похоже, из большого папиного приемника.
– Хилли, а что ты делаешь? – дружелюбно спросил малыш.
Старший брат помрачнел как туча, вскочил на ноги и вытолкал младшего за дверь; тот даже на ковер приземлился. Все это было так непривычно, что Дэвид от изумления не заплакал.