Томминокеры

На улице было жарко, в помещении почты — еще жарче. Руфь обливалась потом.

— Я прослежу за твоей корреспонденцией, Руфь, — улыбнулась ей Нэнси Восс, и Руфь заметила, что половины ее зубов во рту нет.

Руфь присела к столу, чтобы заполнить бланк перевода, думая при этом: Я схожу с ума. И что это за звуки? Может, они мне мерещатся?

Вжик-вжик, вжик-вжик.

— Что это за шум? — спросила она, боясь поднять на Нэнси глаза.

— Машина, сортирующая корреспонденцию, — ответила та, помолчала и добавила:

— Но ведь ты и так знала это, верно, Руфь?

— Откуда я могла знать это, если ты ничего мне не сказала? — спросила Руфь, сделав над собой усилие, чтобы не нагрубить Нэнси. Карандаш в ее руке задрожал. Она не получает писем, потому что Нэнси Восс просто выбрасывает их. Это было частью пришедшего к ней знания. Но Руфь умела держать себя в руках и прямо и открыто встретилась с Нэнси взглядом.

Можешь жаловаться кому угодно, — говорил взгляд Руфи. — Я не боюсь таких, как ты. Можешь обсуждать меня с кем угодно, но будь готова к тому, что получишь отпор.

Нэнси моргнула и отвернулась, что-то пробормотав про большое количество работы. Она еще раз улыбнулась Руфи (УБИРАЙСЯ ИЗ ГОРОДА, СУКА, УБИРАЙСЯ, ПОКА МЫ НЕ ЗАСТАВИЛИ ТЕБЯ УБРАТЬСЯ) и почти вышла, когда Руфь язвительно спросила ее:

— Вы так думаете?

Нэнси не ответила на вопрос. Она дернула плечом и выскочила из зала.

Вжик-вжик-вжик.

Позади нее открылась дверь. Руфь обернулась и увидела входящую Бобби Андерсон.

— Привет, Бобби, — сказала она.

— Привет, Руфь.

(уходи отсюда, она права, уходи, пока еще можно, пока тебе еще позволяют уйти, Руфь, большинство из нас уже больны, ты здорова, уходи)

— Ты работаешь над новым романом, Бобби? — Руфь едва сумела сдержать дрожь в голосе. Слышать чужие мысли — это нехорошо, это очень плохо. Но еще хуже услышать такое от Бобби Андерсон.

(пока тебе еще позволяют уйти) Среди всех людей она была самым добрым существом.

Я ничего не слышу, — подумала она и с радостью ухватилась за эту мысль. — Я ошиблась, вот и все.

Бобби открыла свой почтовый ящик и достала оттуда почту. Она улыбнулась, и Руфь увидела, что у нее нет одного из передних зубов.

— Лучше уезжай, Руфь, — сказала она ласково. — Садись в машину и уезжай. Разве ты не понимаешь?

Руфь выпрямилась:

— Никогда, — резко ответила она. — Это мой город. И, если ты знаешь, что здесь происходит, можешь сказать остальным, что я так просто не сдамся. У меня есть достаточно влиятельные друзья за пределами Хейвена, которые прислушаются к моим словам, если я обращусь к ним, даже если то, о чем я их попрошу, будет звучать как бред. А вот тебе должно быть стыдно. Ведь это и твой город.

Ей показалось, что Бобби на мгновение смутилась. Потом она лучезарно улыбнулась, и в этой мальчишеской озорной улыбке было что-то, что больше всего остального испугало Руфь. У этой женщины, стоящей перед ней, были глаза Бобби, она прочитала ее мысли, и это были мысли Бобби… но в улыбке не было ничего от прежней Бобби.

— Как тебе угодно, Руфь, — сказала она. — Ведь ты знаешь: все в Хейвене любят тебя. Я думаю, через недельку-другую… максимум через три… ты прекратишь сопротивляться. Я считаю, что предупредила тебя. Если решишь остаться — что ж, прекрасно. Очень скоро тебе станет… совсем хорошо.

Такого жаркого лета в истории Хейвена, пожалуй, еще не бывало. Весь городок погрузился в дремоту.

Но Руфь держалась изо всех сил. В этот полдень она тоже не спала. Она думала о Бобби Андерсон и о переменах, происшедших с нею.

Частью пришедшего к ней знания было то, что все происходящее в городе началось из-за Бобби.

Невероятно, но она отчетливо видела, как Бобби и ее друг (друга Руфь не могла себе представить, но знала, что он есть) работают по двенадцать-четырнадцать часов в день и в Хейвене становится от этого все хуже. Руфи показалось, что друг Бобби не вполне понимает, что он делает.

Как они делают, что в Хейвене становится хуже?

Она не знала; она даже не была уверена наверняка, что именно они делают. Их действия были кем-то заблокированы, причем не только для Руфи, но и для всех остальных жителей города. В свое время они все узнают.

Но это было что-то связанное с раскопками, как смогла понять Руфь. Однажды ей приснилось, что Бобби с другом выкапывают из земли какой-то металлический цилиндр диаметром десять и высотой пять футов. На его корпусе был символ «С», и Руфь, проснувшись, поняла: ей приснилась гигантская батарейка, которую эти двое выкопали из земли; батарейка, которая была больше, чем чей-нибудь сарай.

Конечно, Руфь знала, что Бобби и ее друг выкопали в лесу вовсе не батарейку. Но то, как эта штука действует… очень ее напоминало. Бобби открыла какой-то мощный источник энергии и стала его пленницей. Эта же энергия парализовала весь город. И сила ее все увеличивалась.

Ты должна бежать, — думала она. — Или остаться в стороне и ни во что не вмешиваться. Они действительно тебя любят, Руфь, но они захвачены циклоном и ничего не могут с собой поделать. Не вмешивайся, иначе они убьют тебя.