Томный дух болотного зверя

— Рэй…, — как бы подчеркивая важность данной персоны, монологично произнес Джон, после чего тут же добавил: — Присматривай за ним, Бэн.

Очкастый парень принял немного озабоченный вид.

Еще раз вспомнив про гипноз и, по аналогии, соотнеся его со Стивом и Стэном, Джон, вдруг, спохватился и протянул в сторону своего компьютерщика руку.

— Что, мистер Купер? — удивился Бэн.

— Дай мне мобильник, пока еще можно позвонить, а сам включи ноутбук и проверь по интернету, существует ли филадельфийский антропологический университет.

Бэн передал Джону телефон, раскрыл тоненькую папочку переносного компьютера, и быстро забегал пальцами по клавиатуре.

Джон в это время набрал номер Эрика.

— Мистер Купер? — вопросительно ответил тот через два гудка.

— Как дела со Стивом? — поинтересовался Джон.

— Не очень хорошо мистер Купер. После погребения останков Джамера, мальчик стал, наконец, только самим собой, но буквально через час после его…, скажем так, духовного выздоровления, он умер от сильнейшего приступа астмы, — задохнулся уже в реанимации сегодня ночью. Что ни будь еще сэр?

— Спасибо, что сумел так быстро пробить визы и позаботился о билетах.

— Удачного полета сэр.

Благодарю, — Джон выключил телефон и взглянул на Бэна.

Бэн же во всю таращился на него.

— Мистер Купер, филадельфийского антропологического университета не существует.

Джон кивнул и произнес:

— Не думай пока об этом, придет время, тогда и подумаем.

Бэн последовал его совету, но, очень относительно.

Джон окинул взглядом очкастого парня и слегка улыбнулся.

«Плохой совет я ему дал», — подумал Джон. — «Это все равно, что сказать человеку: не думай о белом голубоглазом медведе. Будешь пытаться отогнать образ этого медведя от себя, выключить сознание, но все равно он будет вертеться у тебя в голове».

Так или иначе, Джон и сам мысленно стал возвращаться к Рэю Стокеру. «Сколько костей и черепов было откопано моими руками!»

Сколько костей и черепов было проломлено моими руками!

Однако Джон все-таки совладал с собой и переключился на планирование предстоящей встречи с Ананьевым. Что сказать, как объяснить всю грандиозность его замысла, какие секреты раскрыть, а какие не раскрывать, — нужно было все, как следует обдумать.

Тем временем самолет вырулил на взлетную полосу, напрягся, слегка задрожал и стал разгоняться.

2

Ананьев только закончил очередную лекцию и как раз выходил из аудитории, когда к нему подбежала методистка Марина.

— Чем я могу быть вам полезен, Мариночка? — спросил он.

Борис Михайлович, вас очень просил зайти к себе сам ректор Цукерман, — ответила Марина.

— Сам? — переспросил Ананьев, как бы взвешивая, — к чему все это?

— Сам! — подтвердила методистка.

— Спасибо Мариночка, — улыбнулся он и зашагал по коридору в направление к курилке.

В курилке Ананьев оказался один. Правильно, время было обеденное, и студенты разошлись по столовым, кафе или домам. Ананьев сразу понял, что дело, по которому его вызывает ректор, очень важное, ибо в такой час, а натикало уже четырнадцать ноль-ноль, старый хрен пьет коньяк у себя в кабинете и потому никого туда не пускает. Но это его особо не беспокоило. Беспокоило его больше собственное самочувствие. За последний год оно здорово ухудшилось. Ну правильно, сколько можно пить, — как говорила его жена в его же недавнее шестидесятилетие. Пожалуй, она была действительно права, от части. Последний раз он что-то перебрал, когда ездил к себе на дачу. Дача была его излюбленным местом: сорок километров от Питера, свежий воздух, рыбалка, возможность подумать и отдохнуть, расслабиться. Но в этот раз у него прихватило сердце. От неожиданности он так испугался, что позвонил не в скорую, а одной своей студентке, которая сразу приехала, вызвала доктора и, пытаясь поднять его, обезножившего, с пола, сама упала рядом с ним. В таком положении их застала его внезапно приехавшая жена.

Ананьев закурил сигарету, но не стал затягиваться, а просто понюхал дым.

— Эта девушка моя студентка… — вспоминал он свои объяснения жене, — она живет недалеко от нашей дачи, в деревне… то есть в поселке…

— Да, в деревне, — передразнивала его жена, — в Ебенях…

Ананьев закрыл глаза. «Ничего», — успокаивал он себя, — «Время лечит, а его прошло еще слишком мало, лучше бы уехать куда-нибудь на пару месяцев, далеко-далеко, и от жены, и от студентов…».

Но, нужно было идти, узнать чего хочет начальство.

До кабинета ректора он дошел машинально, не запомнив как, куда и когда шагал.

Стукнув пару раз о дверной косяк, Ананьев приоткрыл дверь и спросил:

— Разрешите, Константин Сократович?

Из кресла на него уставились два огромных, черных глаза, смотрящие из сухой, безволосой головы и кажущиеся еще больше благодаря увеличению мощными линзами очков.

— Заходите, — ответил тот глухим бархатным басом, явно натренированным за десятилетия преподавательской деятельности. — Присаживайтесь.

Ананьев прошел в кабинет и уселся в кресло напротив Цукермана.

— Борис Михайлович, — заговорил Цукерман, — я позвал вас в связи с делом, не требующим отлагательств.

Ананьев кивнул.