Томские трущобы

Калитка была полуоткрыта. Во дворе около ворот Козыря встретили Александр и какой-то седенький сгорбленный старикашка.

- Вот, Иван Панфилыч, - заговорил Александр, указывая на Козыря, земляк мой, прошу любить и жаловать. Жить он у тебя будет, пока барин не приедет.

- Ладно, пуская живет, - равнодушно ответил Иван Панфилыч.

Козырь между тем, с любопытством оглядывал двор, где ему предстояло провести некоторое время в ожидании дальнейшего указания своего нового товарища.

Двор был большой, открытый, весь заросший травой, видно было, что здесь не появлялись экипажи, да и люди редко заходили. Задний фасад дома с облупившейся штукатуркой, старые надворные постройки, поросшие мхом - все это веяло запустением и мертвой тишиной.

- Идем же, шоль, в комнаты, - предложил Иван Панфилыч. - Что на дворе-то стоять!

- Идем, идем, душа моя! - подхватил Александр, - шурум-бурум нет.

Старик-дворник, кряхтя и почесывая поясницу, мелкими старческими шажками поплелся в дом. Наши приятели последовали за ним. Поднявшись на большое каменное крыльцо с обшарпанными и избитыми ступенями, они через большие темные сени пошли в кухню. Судя по размерам последней, по большому железному колпаку, висящему над широкой плитой, по многочисленным полкам для посуды - здесь когда-то кипела оживленная работа. Стучали, вероятно, поварские ножи, трещали мороженицы, в дымной и чадной атмосфере мелькали белые колпаки поваров. Но теперь и здесь, как и на внешности дома, лежал отпечаток заброшенности и пустоты.

- Ну, садитесь, гостями будьте, - прокряхтел Иван Панфилович, спускаясь на лавку.

Козырь с удивлением осмотрелся кругом, недоумевая в чей это дом занесла его судьба.

- А где Митька у тебя? - спросил Александр.

- В каретнике, дрова рубит.

- Что, не слыхать, когда ваш барин приедет, - поинтересовался Александр.

- А откуда мне знать, нешто он нам докладывает, когда уезжает! Дело барское, - уехал на охоту, а когда вернется - неизвестно.

- А чей это барин-то? - в свою очередь спросил Козырь.

- А вот, брат, поживем, так узнаешь! - хлопнул его по плечу Александр. - Оставайся здесь, живи, ешь, пей, спи в свое удовольствие. Одно только помни: на улицу носа не показывай.

- Ну, оставайтесь покуда, а я пойду...

- Ежели понадобишься мне, Козырь, тогда я тебя извещу - и Александр, простившись с Козырем и дворником, захватил свой мешок и вышел. Иван Панфилыч поплелся провожать его. На дворе им попался Митька - здоровенный широкоплечий парень с бессмысленным идиотским лицом, одетый в старый изорванный азям и поношенные валенки. Он нес охапку свеженарублен-ных дров и, при виде выходящих, широко осклабил свое тупое, лоснящееся от жира лицо.

- Гы, гы, - загоготал Митька: он был глухонемой.

- Ступай, ступай, тащи дрова-то, - махнул ему рукой Иван Панфилыч...

Подойдя к калитке, Александр обернулся и зашептал дворнику:

- В комнаты Козыря ты не пускай. Разговоров лишних с ним не веди! Ну, в остальном - ты сам знаешь. Затвори калитку!

- Не извольте беспокоиться, все будет в порядке. - Прошамкал дворник. Дом, в который ввел Козыря Сашка Пройди-свет, принадлежал, как это значилось на заржавелой доске над воротами, "действительному статскому советнику Николаю Артемьевичу Загорскому", занимавшему в свое время весьма видное положение среди губернской администрации. Старик Загорский умер лет десять тому назад. Умер вдовцом; единственный его сын, привезенный в столицу еще двенадцатилетним мальчиком, по окончании пажеского корпуса, жил за границей, имея место атташе при одном русском посольстве. Получив от душеприказчика покойного известие о смерти отца, Сергей Николаевич, так звали молодого Загорского, не особенно торопился с приездом на родину. Только год спустя после кончины отца, он вернулся в Томск. Устроив дела по введению в права наследства, сделав несколько полуофициальных визитов видным представителям местного общества, очаровав их всех своими изысканными манерами и чистейшим французским прононсом, Сергей Николаевич заперся в своем большом старом доме и повел странный образ жизни. Его поведение считали странным, во-первых потому, что он не стал завязывать более тесные знакомства в том обществе, к которому принадлежал по своему происхождению и образованию, а во-вторых и главным образом, потому что избегал томский бомонд. Сергей Николаевич зачастую появлялся то в клубе, то в лучших ресторанах города, окруженный разношерстной толпой прихлебателей. После покойного Николая Артемьевича, кроме дома, оставалось порядочное состояние - тысяч около восьмидесяти процентными бумагами.

Молодой Загорский вел большую игру в клубе, проигрывал и выигрывал весьма крупную сумму.