Томские трущобы

— Ну, да теперь нечего толковать вам, ты со мной будешь. — Бросил Кочерову Егорин. — А вот ты, Махаладзе, слушай. Править лошадью ты умеешь!

Махаладзе утвердительно кивнул головой.

— Когда ты будешь подъезжать к нам, смотри в оба — не выпуская вожжей. Тут ребята перебросят тебе на телегу чемодан, заскочит к тебе на телегу еще один человек из наших же и дуйте вы с ними, куда он укажет. В этом все твое дело.

Махаладзе внимательно выслушал объяснение Егорина, молча кивнул головой, отодвинул свой стул и прошелся по комнате.

— Видите ли, Кондратий Петрович, — заговорил он, — я на это дело согласен. Трусу праздновать не буду. Не знаю как кто, а по мне все равно.

Черные глаза Махаладзе блеснули и весь он точно вырос.

— Ну, этот назад не попятится! — невольно залюбовался им Егорин.

Иван Семенович в продолжение всего разговора, молча, сидел на кровати и нервно вздрагивал при каждом слабом стуке, доносившемся из коридора.

Теперь, когда он увидел, что всякое отступление уже поздно, и что ему не удалось не далее как послезавтра, придется рисковать собой, в его душе зашевелилось позднее опасение. Егорин сразу обратил внимание на побледневшее лицо Кочерова, поймал его смущенный, виноватый взгляд и резко заметил:

— Ну, Ванька, теперь танцевать поздно. Взялся за гуж — не говори, что не дюж!

— С чего ты взял! — обиженным тоном отозвался Кочеров.

— Так, между прочим, — прикоснулся к его плечу Егорин — дело это не мной начато и не одному мне с вами всей этой каши не расхлебать! От кого начало пошло, тот человек серьезный. Ежели, кто из вас сдрейфит, тут тому и карачун будет.

— Больно уж стращаешь ты, Кондратий Петрович, — слегка улыбнулся Махаладзе, расхаживая по комнате. — Ты ли этому делу зачинщик, или другой кто, по мне все равно.

— Секим башка! — некстати рассмеялся Кочеров.

Махаладзе даже не удостоил его взглядом и продолжал, обращаясь к Егорину.

— Ну, так вот, я говорил: ты ли будешь верховодить, или другой кто, меня это не касается. Помни! Хоть молод я, усов еще себе не нажил, а уж на что пошел, так пойду да конца. Не в нашей породе пятки показывать.

Горячий и возбужденный тон молодого грузина, уверенного в себе и в своих силах, подбодрил и Кочерова.

— Что тут толковать, — вставил он, протягиваясь за гитарой, висящей на стене. — Сказано: дело, или пан, или пропал, какие тут могут быть разговоры.

Кондратий Петрович подкрутил усы и, обращаясь к Махаладзе предусмотрительно добавил.

— Ты дорогу-то на томский вокзал знаешь.

Тот утвердительно ответил.

— Ну, теперь вот что, парнюги, — поднялся Егорин, — засиживаться мне долго не приходится. С Ванькой-то я еще увижусь. А вот тебе… Есть у тебя револьвер.

Махаладзе вместо ответа подошел к кровати и вынул из-под подушки блеснувшее никелем оружие.

— Да ладно, — пробормотал Егорин, берясь за фуражку. — Теперь я и домой могу пойти. Ну, ты, Иван, завтра зайди ко мне утром.

— Погоди, Кондратий Петрович, мы вместе пойдем, — отозвался Кочеров, надевая пальто.

— Ну ладно, пойдем вместе, найдем двести, разделим пополам! Мне две Катеньки — тебе остальное!

Рассмеявшись своей шутке, Кондратий Петрович пожал руку Махаладзе и вышел вместе с Кочеровым из комнаты.

— Пойдем через трактир, — предложил Кочеров.

Егорин недоверчиво покосился на него.

— Что ты — за галстук опять хочешь заложить?

Иван Семенович смущенно улыбнулся и, застегивая пуговицы пальто, тихо пояснил:

— Видишь ли, мне не хочется проходить мимо той комнаты.

— Где жила она! — грубо подхватил Егорин. — Эх ты, Ваня, мало тебя маленького пороли. Господи, бог приведет, не на кобыле полежишь, как отпустят тебе сто горяченьких, так всякая любовь из головы выскочит.

Иван Семенович ничем не отозвался на этот циничный возглас.

— Идем! — кратко сказал он.

В трактире, куда они спустились, несмотря на поздний час, было много народу.

Александр Иванович Чебукидзе сумел завоевать себе популярность среди известных слоев общества. Его постоянными посетителями были люди, в большинстве случаев хорошо осведомленные о том, что несет за собой та или другая статья уголовного уложения. Здесь были или только вышедшие из тюрьмы или кандидаты в нее. Мелкие карманные мазурики чередовались здесь с крупными рыцарями осенних ночей. В общем это был народ, все безродный, не жалеющий свои легко нажитый деньги и поэтому дающий хороший доход заведению.

Когда Кочеров и Егорин спустились в трактир, их сразу охватила атмосфера близкой кухни, чадного дымного воздуха, пьяного беспорядка.

— Здорово торгует твой твой квартирант, — вполголоса уронил Егорин, сторонясь, чтобы дать дорогу официанту, который спешил из кухни с блюдом горячего шашлыка.

— Да, — неопределенно отозвался Кочеров, втягивая носом приятный, щекочущий обоняние аромат мяса с поджаренным луком.

— Ага, Ивану Семеновичу, дорогому гостю, наше почтение! Какими это ветрами вас сюда занесло. — Приветствовал их хозяин трактира, выходя из-за угла стойки. — Да куда же это вы спешите, — продолжал он, видя, что неожиданные посетители направляются к дверям.

— Иван Семенович, дорогой, куда ты так скоро собрался! Посидели бы, шашлычку поели!