Томские трущобы

Проводив девиц, Егорин позвал лакея и, расплачиваясь за номер, как будто мимоходом спросил:

— Так ты говоришь, поздно вечером Василий Иванович вышел?

— Часов так около десяти, — ответил лакей, собирая скатерть и канделябр.

— Хм, пьян был?

— Нет, незаметно как-будто, — покачал головой лакей, — а впрочем, может быть, признаться сказать, не заметил.

— Так, ладно. На вот тебе на чай.

И сунув лакею трехрублевку, Егорин вышел из номера.

Заспанный швейцар, в пальто, накинутом на плечи, поспешил отворить и, получив в свою очередь на чай, напутствовал Егорина пожеланиями всего лучшего. Извозчиков на улице не было и Егорину пришлось идти пешком. Пройдя квартала три по магистратской улице, Егорин свернул в темный переулок и вышел на другую улицу. Было темно. Шел дождь. Тротуаров здесь и помину не было. Темнота хоть глаза выколи. Егорин смело шагал по грязи, не обращая внимания на все неудобства своего путешествия. В голове у него стояла мысль: кто это был тот, действительно ловкий неуловимый человек, так искусно воспользовавшийся плодами его работы.

— Не из наших он, — думал Егорин, — крупной масти Козырь. Эко дело обмозговать!

Через час ходьбы Егорин остановился перед большим двухэтажным домом, черный фасад которого как-то нелепо выдвигался из ряда соседних строений. Егорин подошел к одному из окон нижнего этажа и сильно постучал в ставень. Стук пришлось повторять еще несколько раз: в доме, очевидно крепко спали. Наконец ставень был отодвинут изнутри и в полуотворенной створке окна показалась чья-то взлохмаченная голова.

— Кто тут? — прохрипел спрашивающий.

— Свои, Голубок, свои. Впускай скорее. Дома, что ли, Залетный?

— А, Кондратий Петрович, не узнал спросонку-то. Дома, дома. Сигай в окошко, — и обладатель взлохмаченной головы и сиплого голоса, носящий столь оригинальную кличку, широко распахнул окно.

Егорин ловким привычным движением ухватился за подоконник и бесшумно прыгнул в комнату.

— Темень у вас тут, как бы не наткнуться на что!

— А вот, погоди, окошко запру — огонь вздую, — отозвался Голубок, задвигая вновь ставень. Егорин чиркнул спичкой.

— На вот, засвети лампу.

Голубок протянул Егорину маленькую жестяную лампочку с закоптелым стеклом. По обстановке комнаты можно было понять, что здесь пивная. Стояло несколько грязных столиков. Виднелись корзины из-под пива. Над стойкой в переднем углу был прибит весь загаженный мухами, ярко размалеванный, заводской плакат. Около стойки на полу храпела какая-то темная фигура. В воздухе пахло кислым запахом пролитого пива, махоркой, прелой одеждой.

— Аль дело тебе есть до Залетного? — позевывая и почесывая спину, спросил Голубок, когда лампа была зажжена.

— Нет, с визитом, — сердито ответил Егорин, — давай веди скорее. Иди вперед с лампой: тут у вас черт ногу сломает!

Через дверь за буфетной стойкой они вышли в маленький коридорчик, весь заставленный пивными корзинами. В конце коридора была узенькая дверца, сколоченная из досок и оклеенная оборванными обоями.

— Тут он дрыхнет, чай. Эй, Залетный, вставай! — И хозяин забарабанил в дверь.

Кто там, — послышался недовольный женский голос.

— Что он с бабой, что ли? — спросил Егорин.

— С «марухой» (содержанкой) своей прохлаждается. Буди его, Любка!

— Пьяны они дюже, не добудишься, никак растолкать не могу.

— Да ты отвори нам, дура, — выругался Голубок, дергая дверь.

Молодая простоволосая женщина в одной ночной рубашке и нижней юбке отворила дверь и стояла, щурив глаза от лампы. Егорин быстро подошел к кровати на которой лежал маленький сухощавый человек. Он был безнадежно пьян. Ноги его, одетые в неопределенного цвета брюки и порыжелые штиблеты, бессильно свешивались с кровати.

— Эй, ты спишь, Залетный, вставай! — потряс спящего за плечи Егорин.

Тот только мычал и сопел носом. — Ах, так тебя растак! — злобно выругался Егорин, видя что его усилия разбудить Залетного, не приводят ни к чему. — Э-ко нажрался, дьявол! Тащи, Любка, воды холодной, окатим его!

— Погодь, Кондратий Петрович, — нашелся Голубок, — я его сейчас подыму, — и он, наклонясь к самому уху спящего, гаркнул: — «Двадцать шесть»! Облава!..

8. Похождения Сеньки-Козыря

На другой день после убийства Василия Ивановича, часов в шесть утра, Козырь распростился с гостеприимной кровлей Егорина, где провел ночь; взял с этого последнего условные семьдесят пять рублей, чистый паспорт и пустился в путь-дорогу.

Верный своему обещанию, данному накануне Егорину, Козырь твердо решил отправиться прямо на вокзал, не заходя ни в один из знакомых ему уголков. Впервые за десять лет своей жизни Козырь чувствовал себя полноправным гражданином.

В кармане у него лежал настоящий паспорт, выданный из Камышловского уезда на имя некоего Трифона Борисова. Этот документ и являлся, главным образом приманкой, побудившей Козыря так быстро согласиться на предложение Егорина.