Физика высоких энергий – не дешевое дело: на создание ее грандиозной инфраструктуры требуются миллиарды евро; это большие суммы, и их следует, что называется, рассматривать под микроскопом, так как речь идет об общественном достоянии, формируемом из поступлений от налогоплательщиков; вдобавок мы не должны забывать, что все финансирование наших экспериментов облагается всевозможными сборами, которые в основном идут на оплату труда наемных рабочих и выплату пенсий.
Это правильно, что всякая крупная инвестиция в научное исследование обсуждается во всех деталях и что задаются разнообразнейшие вопросы. В самом ли деле необходимо тратить эти ресурсы на фундаментальные исследования? Какое влияние на нашу жизнь окажет открытие бозона Хиггса? Не было бы лучше потратить эти деньги на борьбу с болезнями? Или на борьбу с голодом? Или на смягчение климатических изменений?
Чтобы толково отвечать на эти и подобные вопросы, которые возникают на любом публичном обсуждении, надо прежде всего определить масштаб проблемы.
У всякого предприятия с тысячами наемных служащих, будь то университет или крупная больница, годовой бюджет укладывается в диапазон между 500 млн и 1 млрд евро. И ЦЕРН – с его 2 240 штатными сотрудниками и тысячами ассоциированных исследователей, которые пользуются его инфраструктурой, но находятся на содержании своих университетов или исследовательских организаций, – не исключение. Его годовой бюджет составляет примерно 900 миллионов евро.
Всякая отдельно взятая страна тратит около миллиарда евро в год на содержание и развитие своей транспортной системы: один километр автострады или железнодорожного пути стоит примерно 20 млн евро. В Италии эти расходы (по причинам, обсуждать которые мы тут не будем) выше, причем намного. 62 км автострады, связывающей Брешию с Бергамо и Миланом, обошлись налогоплательщикам в 2,4 млрд евро. Линия С римского метрополитена, которая пока еще не достроена[51], будет стоить 4,2 млрд евро за 26,5 км.
И это мы еще не упомянули расходы на новое оружие и оборудование военного назначения. Стоимость одного современного военного самолета колеблется между 130 млн за F-35 и 200 млн за F-22, достигая 1,2 млрд долларов за бомбардировщик-невидимку B-2. В Италии действует программа по закупке в ближайшее десятилетие девяноста истребителей F-35 общей стоимостью примерно в 14 млрд евро. Современный эсминец стоит около двух миллиардов долларов; модели более продвинутые, например невидимый
Давайте теперь посмотрим на крупные научные проекты (сопоставимые по масштабу и сложности с LHC), в которых задействованы на годы тысячи ученых; расходы на них сравнимы. Например, проект “Геном человека”, начавшийся в 1990 году и завершившийся в 2003‑м полной реконструкцией человеческого генетического кода, стоил 4,7 млрд долларов.
Для изучения наиболее далеких уголков Вселенной NASA в 2018 году запустит новый огромный космический телескоп – наследник орбитальной обсерватории
Нечего и говорить о расходах на Международную космическую станцию, на которой уже побывали и некоторые из наших космонавтов, – в частности, Лука Пармитано и Саманта Кристофоретти. Первый сегмент станции был запущен в 1998 году, и расходы на программу в первые десять лет превысили 140 млрд долларов.
Человечество тратит внушительные суммы на научные исследования; проекты вроде LHC составляют несколько процентов от глобальных расходов, на которые мир идет ради нового знания, и ничтожную часть ежегодно производимого совокупного продукта.
Если мы возьмем пять стран, больше всех инвестирующих в научные исследования и опытно-конструкторские разработки, – США, КНР, Японию, Германию и Южную Корею, – то увидим, что их ежегодные расходы в этом секторе превышают триллион долларов. Кажется, что это сумасшедшая сумма, но она составляет меньше 3 % от 35 трлн годового дохода этих пяти стран.
Наконец, тут уместен еще один вопрос: оправдывают ли полученные результаты тот уровень затрат, который необходим для проведения данных исследований?
Фундаментальные исследования нацелены на улучшение нашего понимания природы, но эта задача зачастую представляется со стороны достаточно абстрактной: понять спонтанное нарушение электрослабой симметрии, найти новые пространственные измерения, разобраться с механизмом инфляции и так далее. Однако чем абстрактнее сформулированы цели исследования, тем более конкретные и более материальные инструменты нужны, чтобы их достигнуть. Чем выше мы хотим взлететь, тем тверже должны стоять на земле.