Читаем Тони Валентайн полностью

Тони Валентайн

Валентайн побросал в чемодан грязную одежду. Зазвонил телефон. Он не снял трубку — ему ни с кем не хотелось разговаривать. Но телефон все продолжал и продолжал звонить. Очевидно, звонивший не хотел прибегать к голосовой почте. Он поднял трубку:

— Да!

— Тони, это ты?

— Мейбл?!

— Я свободна, — ее голос звенел от восторга. — Я знаю, у вас поздно, но я должна была тебе сообщить.

— Тебя выпустили из тюрьмы?

— Выпустили! Выпустили!

Валентайн услышал, как где-то там захлопнулась дверь и знакомый голос произнес:

— Мейбл, а где, вы сказали, мороженое?

— Джерри! — закричал он.

— В морозильнике, в гараже, — ответила Мейбл. — Я тут с твоим отцом разговариваю.

— Привет, пап, — послышался в отдалении голос Джерри.

— Джерри? — Слезы катились по лицу Валентайна. — Джерри!

— Привет, — сказал его сын уже в трубку.

— Ты жив!

— Конечно! Знаешь, приемчики дзюдо, которым ты научил меня в детстве, очень даже пригодились.

— Что случилось?

— Один парень попытался задушить меня в туннеле Холланд, но я перехватил его руку, он упал, подмял своего подельника, бум-бум, трах-бах, и оба вырубились. А я вскочил в такси, домчался до аэропорта и вылетел первым же самолетом.

Валентайн уже и припомнить не мог, когда в последний раз был так рад слышать голос сына.

— Но ты позвонил Иоланде?

— Она прилетает завтра, — ответил сын. — Мы собираемся отдохнуть несколько дней.

— Молодец.

— Мейбл тут рвет трубку.

Валентайн снова услышал, как открылась и закрылась раздвижная дверь. Мороженое. Его сын отправился за мороженым. Да откуда ж ему понять, что чувствовал его отец, когда считал сына покойником?

Неоткуда, подумал Валентайн. Не поймет он этого, и хорошо.

В голосе Мейбл слышалась девчоночья радость:

— Ох, Тони, ты должен им по-настоящему гордиться.

— Ну-ка расскажи.

— Твой сын прилетел час назад и сразу же отправился в суд. Упросил судью выслушать мое дело, и они меня отпустили. Твой сын в точности рассказал судье, как все случилось, и что он должен был приехать и все объяснить, и что отец у него полицейский, и что его учили отличать дурное от хорошего, и что на этот раз это он — и в том нет никаких сомнений — виноват. А потом упросил судью меня отпустить…

— Мейбл, — взмолился Валентайн, — помедленнее. А то ты сейчас задохнешься.

Его соседка задержала дыхание, а потом снова начала:

— Тони, это было так трогательно, я даже расплакалась. Джерри рассказал судье, что несколько часов назад двое громил пытались его убить и это приключение изменило все его взгляды на жизнь. Он назвал это странным словом…

— Прозрением?

— Вот-вот! Да, сказал он, это было настоящее прозрение. Он сказал судье, что для него пришло время взять на себя ответственность и что это — хорошее начало, ничем не хуже других.

— Джерри такое сказал?

— Я знаю, — засмеялась она, — это звучит странно, но временами мне казалось, что это не он говорит, а ты.

— И что сказал судья?

— Ну, судья была женщина, и абсолютно полоумная. Она похвалила Джерри за честность, но закон есть закон, поэтому она оштрафовала Джерри на пять с половиной тысяч долларов.

— Пять с половиной тысяч! — взревел Валентайн в трубку. — Да это же просто грабеж! Ее надо изгнать из города!

— Но твой сын вовсе так не считает.

— Не считает? Что он сделал?

— Заплатил.

— Что?!

— Он сказал — цитирую: «Я нарушил закон и заплачу любой штраф, который вы назначите».

Валентайн снова услышал, как хлопнула дверь.

— Дай ему трубку, — попросил он.

— Привет, это снова я, — сказал Джерри.

— Мейбл рассказала мне о том, как ты поступил. Я горжусь тобой, мальчик.

— Теперь, когда ты об этом упомянул, я хотел попросить тебя об одолжении, — сказал сын.

— Все, что скажешь.

— Я расплатился в суде чеком, а мои доходы в последнее время, ну, понимаешь…

Валентайн даже привстал — он не верил своим ушам.

— И ты хочешь, чтобы я покрыл твои расходы?

— В общем, да, — ответил сын.

Валентайн врезал ногой по ночному столику и чуть не взвыл от боли — чем больше мир менялся, тем больше оставался неизменным.

— Но я тебе отдам! — пробормотал сын.

Возникла неловкая пауза. Джерри прокашлялся:

— Папа!

— Что?

— Я знаю, в это трудно поверить, но я стараюсь.

— Ты стараешься, — эхом откликнулся Валентайн.

— Да, стараюсь.

На другой стороне улицы, возле «Миража», вулкан выпустил в небо очередное похожее на бублик облако. От «Акрополя» отъезжали полицейские машины, и их сирены перекрывали все остальные звуки. В одной из этих машин сидела Роксана: для нее тоже начиналась совершенно новая жизнь. Ей предстояло провести в тюрьме штата как минимум пять лет, и когда она выйдет, все вокруг нее будет совсем другим. И она будет другим человеком.

Валентайн заговорил, только когда отъехала последняя машина.

— Что ж, — сказал он, — самое время.