Тони Валентайн

Ник сокрушенно покачал головой.

— И что?

— А ничего не получилось.

— Вы не поймали крест?

— Мне просто не разрешили прыгать. Священник сказал матери, что лучше бы мне остаться на берегу — якобы из уважения к отцу и деду. Но на самом деле, я думаю, она не разрешила мне прыгать из страха, что я вдруг утону. Ну, сами знаете, как это бывает.

— Это уж точно, знаю.

— Вот тогда это и случилось, — продолжал Ник. — Я стоял на берегу, смотрел, как прыгают в воду мои друзья, и на меня снизошло прозрение. Передо мной явился отец, он погрозил мне пальцем и сказал: «Никогда не сдавайся». А потом — бах! — и растаял.

— Вы действительно его видели?

— Как вас сейчас, — ответил Ник. — Он был сердит. «Никогда не сдавайся». То есть он меня отругал. И знаете что, Тони? С тех пор я ни разу и не сдавался. Я повторяю эти слова, как мантру, и они помогли мне стать тем, кем я стал. Я такой, какой я есть, понятно?

— Понятно, — откликнулся Валентайн.

— А там, в доме Нолы, на меня снизошло другое прозрение. Именно там я понял, что отец мог и ошибаться. Порой нужно как раз сдаться. Господи, какую же глупость я сотворил!

— Вы ее любили?

Ник глубоко вздохнул:

— Да. И она любила меня. Она даже подписала брачное соглашение. Чего еще я мог желать? Я стал перед ней на колени, Тони. Стал на колени на этот кошмарный ковер, надел ей на палец громадное кольцо и попросил выйти за меня замуж. Она сказала: «Да», — а я что в ответ брякнул? Вот идиот! Я сказал: «Но сначала ты должна увеличить сиськи». Тут говно из вентилятора и полетело.

— Получается, после этого вы напились и стерли эту историю из памяти, — осведомился Валентайн.

— И эту, и кучу других глупостей, — признал Ник. Потом взглянул на Валентайна: — Так вы сделаете это для меня?

— Вы имеете в виду, найду ли я Нолу?

— Да. Мне необходимо ее увидеть. Еще хоть разок.

— И вы действительно раскаиваетесь?

Ник мрачно угукнул.

Валентайн задумался. Он уже много лет не занимался розысками. Но пять тысяч — заманчивая сумма, к тому же к ней прилагалась небольшая премия: в ходе поисков он, скорее всего, столкнется с Фрэнком Фонтэйном и заставит его заплатить по счетам. Как там говорится? Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным? Что ж, придется еще несколько деньков попотеть, но подобная перспектива вдруг перестала выглядеть пугающей.

— Что ж, попробую, — сказал Валентайн.

Когда Валентайн вернулся в свой номер, горничная-мексиканка все еще наводила там порядок. Безжалостно изгнав ее, он заперся в ванной, сбросил пропотевшую одежду и влез под ледяной душ, после которого буквально заново родился — хоть и продрог.

В номере пахло политурой для мебели и свежими цветами. Он нашел на обеденном столе пульт и включил спортивный канал, по которому шла игра между «Янки» и «Девил Рейз». Ха-ха, «Девил Рейз» вели с перевесом в два очка! Хорошо бы позвонить Джерри и сообщить ему об этом… Желание, что и говорить, неправедное, но подобный поступок, несомненно, доставил бы ему удовольствие, так что совсем уж неправедным оно быть не могло.

Он порылся в шкафу в поисках чего-нибудь легкого. Увы, в поездку он взял рубашки с длинными рукавами, все тех цветов, которые принято называть «немаркими», три пары брюк, все черные, да два темно-синих клубных пиджака. Что ж, он по-прежнему одевался как полицейский — наверное, и в гроб его положат в таком вот прикиде.

Всю выпивку обслуга из бара убрала, заполнив его «Эвиан» и диетической колой. Какое внимание! Он налил себе минералки и улегся на кушетку. Игра в самом разгаре, и — на тебе! — реклама собачьей еды, потом моторного масла. Сегодня без нее телевидению просто не выжить… А вот реклама светлого «Будвайзера» — в ней участвуют два знаменитых бейсболиста, один из которых в прошлом преступник. Дома он слушал трансляции с игр по радио, а телетрансляций старался по возможности избегать.

«Янки» вроде бы сравняли счет, но «Девил Рейз» все-таки удалось вырвать победу. Джерри наверняка сейчас просто с ума сходит. Валентайн прошел в спальню и позвонил Мейбл.

— Он уехал, — сообщила соседка. — Улетел двенадцатичасовым рейсом. Сказал, дела есть. Замечательный молодой человек, Тони, не понимаю, почему ты его не любишь.

— Как-нибудь за молочным коктейлем я тебе расскажу, — пообещал Валентайн, укладываясь на мягкий матрас и изучая собственное отражение в потолочном зеркале. — Мейбл, хочешь — верь, хочешь — не верь, но у меня тут зеркало над кроватью.

— Наверное, это очень приятно — иметь возможность бриться лежа.

— Один-один! — признал Валентайн. — Спасибо, что ты о нем позаботилась.

— Это было совсем не трудно. А знаешь, он ест совсем как ты.

— Руками, что ли?

— Нет! Я имею в виду его отношение к еде. Похоже, у вас в доме принято было относиться к еде всерьез. А как ты там проводишь время, приятно?

— Бывает и хуже.

— У тебя голос что-то не очень веселый. Они тебе платят?

— По-королевски, — ответил он.

— Вот и не ной.

— А кто ноет?

— Да ты, по-моему, собрался пожаловаться на судьбу. Я тут посмотрела в газете погоду — оказывается, у вас там в Вегасе вчера стояла страшная жара.