— Ты их выгнал?
В голосе Тони столько боли, что Клаус Хаген опускает глаза и утыкается в бумаги.
— В кемпинге детей не принимают. Но я дал им шанс, которым они злоупотребили по всем статьям. Что за гвалт они устроили вчера с этими санками! Целый день житья никому не было.
Клаус Хаген ждал от Тони взрыва возмущения. Он ждал, что она закричит, швырнет что-нибудь на пол — короче, поведет себя так, чтобы на нее можно было с полным основанием рассердиться. Но Тоня не кричит и не швыряется предметами. Она поступает гораздо хуже. Она не делает ничего.
Клаус Хаген вынужден смотреть, как Тоня поворачивается и, тяжело ступая, выходит из конторы. В окно он видит, как она вытирает варежкой глаза и как добрая женщина у ворот гладит ее по щеке. И как потом Тоня, понурив голову, плетется по дороге к себе наверх. Да, Клаус Хаген видит ребенка с разбитым сердцем, а не разъяренного нахаленка, как он рассчитывал. И ребенок с разбитым сердцем трогает душу даже Клауса Хагена. Во всяком случае, трогает сегодня, когда их уже столько прошло перед его глазами. Стоя у окна, он вдруг чувствует себя нехорошим человеком.
День перестал быть алмазным. Тоня идет по сказочному лесу, глотая слезы. Доходит до Гунвальда, но видит пустой гараж. Наверно, поехал в магазин за табаком. Тоня отряхивает сапоги от снега и идет на кухню. Останавливается и стоит посреди кухни, думая, что же теперь делать. Слышно, как в полной тишине тикают ходики, которые Гунвальд собрал сам. Без четверти одиннадцать. Тоня садится в кресло-качалку, Тоня качается. Без четырнадцати минут одиннадцать. Вдруг Тоня вскакивает, как будто ей подложили на сиденье кнопку. Без четырнадцати одиннадцать — значит, корабль отходит через четырнадцать минут! Значит, Брур, Уле, Гитта и их мама всё еще стоят на причале! А Тоне обязательно надо пожелать им счастливого пути, она ясно это поняла.
Но всего четырнадцать минут! Нужна машина. Где ж ее взять, если Гунвальда нет?
Бежать к папе? Это время. Пока она добежит до папы, они упустят корабль. И не успев толком подумать, Тоня кидается в мастерскую и хватает самые быстрые сани — те, у которых отличные полозья.
И вот здесь и начинается знаменитая история.
Тем утром Тоня Глиммердал летела на санях с такой скоростью, что уши закладывало. Она как молния промчалась вниз с горы до моста. За время испытаний она стала неплохим пилотом. Но ей помогало и другое: полозья были свежие и наточенные, дорога скользкая, будто намыленная, саночник не знал страха. Гроза Глиммердала неслась так быстро, что даже Салли не успела заметить темную тень, миновавшую ее дом курсом на лес без одиннадцати одиннадцать с нечеловеческим криком «уау!».
Тоня не слышала ничего, кроме свиста воздуха, и не чувствовала ничего, кроме тряски. И только завидев кемпинг, она вспомнила, что у этих саней нет тормоза. У нее вспотели руки, несмотря на мороз. Там же гравий! Она же разобьется!
Она не пытается затормозить, почему — сама не знает. Дело вполне может кончиться бедой, но она лишь сильнее нагибается вперед и прищуривается. Скорость и самоуважение. Сани ускоряют ход. Впереди полоса гравия, поперек дороги. Тоня резко накренилась влево, почувствовала, что сани встали на один полоз, и направила их в сугроб. Сани проскребли по камням с ужасным скрежетом. Но поскольку Тоня почти лежит на боку, страдает всего один полоз. Камни кончаются, Тоня ставит сани на оба полоза. Она справилась!
На приличной скорости она пролетает мимо поста, с которого Петер по рации тормозил движение. Дальше трасса меняется. Дорога полого идет вверх. Начинается подъем, который никто еще не преодолевал на санях, даже на снегокате с рулем. Сколько у нее времени, Тоня не знает. Она еще больше пригибается вперед и прикрывает глаза. Сани сбавляют ход.
— Нет, вперед! — шепчет Тоня. — Мне надо застать корабль!
Она видит вершину горы. На нее невозможно въехать на санях, но другого пути нет. Тоня двигает сани вперед силой мысли. И хотите — верьте, хотите — нет, но вместо того чтобы окончательно остановиться, они перевалили хребет — и понеслись.
Тоня влетела в деревню, самое время притормозить. Но Тоне надо на причал. Она проносится мимо парикмахерской Тео, мимо магазина и закрытого киоска. Вот она, пристань! Наконец-то.
И только тут в голове у Тони что-то щелкает, переключается, и она приходит в себя. Тормоза! Гроза Глиммердала упирается каблуками в снег, но поздно. Ее несет к краю пристани на чудовищной скорости.
Единственный ребенок Глиммердала понимает, что надо катапультироваться, чтобы не оставить Глиммердал совсем без детей. Но с ужасом обнаруживает, что завязки куртки намотались на руль. Она привязана к саням! Тоня сильнее упирается в землю ногами. Край пристани совсем близко. Если она не успеет остановить или опрокинуть сани, она утонет — фьорд ледяной и бездонный.
— На помощь! — кричит Тоня, упираясь ногами в землю и трясясь и дергаясь вместе с санями. Она так вжимает сапоги в пристань, что кругом воняет жженой резиной. Но где там — сейчас ее вынесет в воду!