Тоня Глиммердал

И тут она соображает, что спасение есть. Этот корабль всегда швартуется носом и спускает трап. До одиннадцати — тридцать секунд, и трап еще не подняли. Тоня поворачивает руль.

— Дорогу! — кричит она поднимающимся на борт пассажирам.

Они отпрыгивают в сторону. Лед под полозьями сменяется металлом. С визгом и скрежетом, закрыв глаза, Тоня Глиммердал въезжает на санях по трапу. Из-под полозьев вырываются снопы искр. Толпа пассажиров в ужасе таращится на девочку и сани. Гробовая тишина. Сердце Тони скачет, как хомяк в колесе.

— Фу-уф, — вот и всё, что она в силах произнести.

О, видели бы вы, что творилось на причале тем утром, когда жители Глиммердала поняли, что на новом снегокате Гунвальда гроза Глиммердала доехала аж до самого моря! Тео-парикмахер бросил недокрашенную клиентку, а Юн-матрос — билетную сумку, пассажиры требовали подробностей, даже Нильс, совершавший прогулку, приковылял с ходунками[7] к трапу. Но Уле, Гитта, Брур и мама стояли со своим багажом в сторонке и ждали гудка к отправлению.

Тоня оставила сани и подошла к притихшему семейству.

— Кемпинг Хагена — место не про нашу честь, — сказала мама, увидев смятение в глазах саночника. Тоня открыла рот, чтобы возразить, но сзади послышался голос Гунвальда. Он был в магазине и только сейчас пришел сюда.

— Что здесь происходит? — пророкотал он.

— Тоня доехала на санях до моря! — завопил Уле. Гунвальд схватил Тоню, сжал своими ручищами и поднял перед собой, чтобы видеть ее глаза.

— Честно? — спросил он.

Тоня кивнула с высоты.

— Но, родная моя тролличья душа, бесстрашный ты мой саночник, почему же тогда ты не улыбаешься? — спросил Гунвальд.

И сам увидел чемоданы небольшого семейства.

Не берусь угадать, что сказал бы Гунвальд Глиммердал Клаусу Хагену, окажись тот сейчас рядом, но наверняка что-то малоприятное.

— Он зашел слишком далеко, — пробормотал Гунвальд. Потом поднял глаза на Тоню.

— Тоня, не надо грустить в такой день. Раз на то пошло, мы тоже можем организовать свой кемпинг санаторного типа!

И Гунвальд пригласил семейство пожить остаток каникул у него. Без всякой платы. У него стоят пустыми семнадцать комнат, сказал он. И это правда, Тоня знает. Дедушка Гунвальда беседкой не ограничился. Он пилил, строгал и строил для своей Маделены Катрины Бенедикты всю жизнь. И дом их стал больше гостиницы.

— У него полно места, — говорит Тоня.

Маму Уле, Брура и Гитты, конечно, приходится долго уговаривать — всякому было бы трудно принять такое предложение. Но аргументы Гунвальда понятны и вески. Ему приятно, когда в доме кто-то есть. К тому же, говорит он, Тоне нужна передышка, раз всё остальное время ей приходится дружить только с таким старым пнем.

Если вдруг Тоня раньше не знала, что Гунвальд — самый лучший из закадычных друзей, то теперь она в этом точно убедилась.

— Что бы я без тебя делала, — улыбается она Гунвальду, прежде чем слезть с его рук.

Остаток каникул был таким прекрасным, какими бывают только зимние каникулы в Глиммердале. Нет нужды рассказывать об этом, назову лишь ключевые слова: новые друзья, сани, костер, вкусные обеды, смех, крики и скрипка.

Но один человек так и не смог включиться в общее беззаботное веселье. И это Гунвальд.

Каждый вечер, отправив всех спать, он сидит на кухне с письмом в руках и о чем-то думает. И каждый вечер принимается писать ответ. А наутро выкидывает его в мусорную корзину и стоит, печально и безнадежно запустив руки во всклокоченные волосы.

— Хейди… — шепчет он одним таким утром.

Короткое имя дрожит в воздухе. Никто не произносил его тридцать лет.

Хейди

В Глиммердале есть одно тайное место. Чтобы туда попасть, надо идти вверх вдоль реки, вбок от дома Гунвальда, до горного сетера и еще дальше. Найти это место нельзя, если не знать, где оно. А этого в Глиммердале никто не знает. Даже Тоня. Никто не бывал в этом месте тридцать последних лет.

Но в городе, страшно далеком от Глиммердала, кто-то скучает по этому тайному месту, скучает каждый день тридцати последних лет.

Глава одиннадцатая, в которой Гунвальд и Тоня перебазируют Гладиатора в летний хлев и случается драма с кофейником

В Глиммердале дело идет к марту. На солнечных склонах гор тает снег. Любители зимнего отдыха разъехались, но обещали вернуться на Пасху. С каждым днем солнце светит дольше, а в воздухе пахнет весной, и от этого в носу щекотно. Но так чувствуют не все. Гунвальда взяла в плен зимняя тьма и не отпускает никак.

Нет, правда, когда бы Тоня ни пришла, он сидит, уставившись в окно.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Тоня.

— Хм, — отвечает Гунвальд.