Тоня Глиммердал

Вспомнив теток, Тоня невольно улыбается. Но тут же снова мрачнеет. О нынешних делах не скажешь, что это просто сопля в океане. Тут сопля такого размера, что слов нет. Хейди, злющая дочка Гунвальда, заявилась в Глиммердал. Ей наплевать на Гунвальда — на родного папу. Она уехала от него — и ку-ку. А теперь вот заграбастала Гунвальдов хутор и собирается продать его Клаусу Хагену. Гунвальду придется перебираться в социальные дома, где живут Анна с Нильсом, или уехать в Барквику в дом престарелых, или… Что с ним вообще будет? Тоня села на постамент какой-то статуи, ноги ее больше не держат.

— Тоня!!!

Крик со свистом рассек воздух, как пушечное ядро. У нее ведь нет в городе знакомых? Ой, да, есть! Он мчался к ней бегом через парковку, и вид у него был пугающий — в штанах-трубах и в майке с черепом и буквами, с которых капала кровь.

— Уле! — радостно вскрикнула Тоня.

— Подеремся? — завопил Уле.

Все прекрасные воспоминания о зимних каникулах вдруг всплыли и обступили их.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Уле.

— Это долгая история, — ответила Тоня.

— Я никуда не спешу. Но ты угощаешь.

Он выхватил у нее из руки бумажку со звездами в углу.

— Сколько лет я не спускал денег на баловство! — заявил он, радостно помахивая купюрой.

Тоня тоже готова потратить деньги на ерунду. По правде говоря, сейчас ей ужас как хочется потратить кучу денег именно что на ерунду. Они покупают десять больших булок с кремом, а потом заходят в какую-то кафешку, и Уле говорит: «Пять больших шоколадных коктейлей, пожалуйста». И продавщица взбивает густой-прегустой молочный коктейль из пломбира и настоящего шоколада. А потом наливает его в пять огромных картонных стаканов, которые Тоня из-за их гигантского размера ошибочно приняла за цветочные вазы. Такие у них в городе нравы.

Пока Уле, хлюпающий, как измученный жаждой лось, ведет ее по городу, Тоня рассказывает всю историю, начиная с опрокинутого кофейника и дальше про перелом и Хейди и хутор.

— И ваш приезд на Пасху теперь под большим вопросом, — добавляет она.

Потому что план был, что Уле, Брур и Гитта приедут и поживут, как и в прошлый раз, у Гунвальда. Но если Клаус Хаген сделает кемпинг и на горе тоже, то из этого плана ничего не выйдет.

У Тони мурашки по телу.

— Я должна что-то придумать, должна заставить Хейди изменить решение!

Она в отчаянии смотрит на Уле.

— Может, выкопать западню, чтобы она немного покалечилась? — с ходу предлагает Уле.

Тоня разозлилась: она ведь сразу рассказала Уле, что Хейди — великанша и силачка. Его такие подробности всегда интересуют.

— Копать для нее западню — жизни не хватит. Я ж тебе говорю, она громадная, как тролль!

— Петер мог бы выкопать, у него машина.

Тоня мотает головой. Нет, нет, это опасно, и вообще силу применять не стоит.

— Придумал! Можно взять ее в заложники!

— Это еще глупее, чем идея про западню.

— А ты возьми в заложники ее собаку! — кричит вдруг Уле и начинает прыгать на месте.

Тоня почти видит, как сахарная кривая выписывает синусоиды у него в крови. Она еще решительнее мотает головой.

— Слушай, это гениально! — настаивает Уле. — Ты похитишь у нее собаку и скажешь, что не отдашь, пока она не выполнит твоих требований. А собаку можно запереть в…

— Нет! — отвечает Тоня.

Она не будет иметь дела с собаками. Ни за что.

Вот они дошли. Семейство живет в высоком доме с лифтом. Тоня даже готова позавидовать. Представляете, катайся на лифте хоть каждый день. Надо спросить Гунвальда, не может ли он построить ей лифт, подумала она — и тут же вздохнула. Не может ей Гунвальд ничего построить, он в больнице.

— Тоня! — кричит хором вся семья, когда они входят в тесную квартирку.

— Мы принесли коктейль и булки, — гордо заявляет Уле, забирая у нее пакет.

Все так радуются Тоне, что она стоит столбом и только улыбается. Гитта кинулась к ней с разбегу, чтобы Тоня подбросила ее вверх, а Гитта радостно завопила бы. А мама погладила Тоню по голове, как всегда делает мама. Но когда Тоня сказала, что Гунвальд в больнице, улыбки исчезли.

— Расскажи-ка всё по порядку, — попросила мама. — Бедный Гунвальд. Мы можем навещать его, сколько у него хватит сил.

— Боюсь, сил у него не хватит, — ответила Тоня и еще раз рассказала всю историю, от Хейди до хутора.

Когда она замолкла, за столом стало тихо.

— Продать хутор — хуже этого для Гунвальда ничего нет, — говорит Тоня. — Я думаю, Хейди его ненавидит.

Брур, который всё время молчал, положил булку на стол и теперь сидел, глядя на свои руки.

— А Гунвальд? — сказал он наконец.

— Что Гунвальд? — не поняла Тоня.

Брур колупает пальцем булку.

— А он… он не забывал о Хейди?

Тоня посмотрела на Брура. Его светлые волосы отросли и прикрыли глаза. Не забывал ли Гунвальд о Хейди? Тоня вспомнила папин рассказ, как Гунвальд швырялся стульями и спалил все Хейдино на костре после ее отъезда. Она вспомнила, каким был голос Гунвальда сегодня в больнице. Но почему тогда Гунвальд ни разу не обмолвился о существовании Хейди? Ни разу, никогда. Можно ли помнить о человеке и ни разу не помянуть его имени?

— Не знаю, — прошептала она наконец.