Тонкая грань выбора

– Ты не парься по поводу билетов, – успокоил его Гена, когда вокзал скрылся из вида. – Отец всё сам оплатил, так что…

– Парься – не парься… – недовольно передразнил Сашка. – А всё дурь твоя виновата. Теперь гребём, как подорванные. И перепихон обломал. Только телка зачетная на меня запала, тут же облом. Прикинь, говорит – ждала меня!

– Да лапшу она тебе вешала! – отмахнулся Гена. – Моя тоже чуть из трусов не выпрыгивала. Им без разницы, на кого вешаться. Они же обе укуренные в хлам были. Шалавы – они и есть шалавы.

– Укуренные?! С чего взял?

– Я че, ни разу не грамотный? Духан от них… да и так видно, что перло обеих.

Саня на секунду задумался, припоминая детали своего приключения, и согласно кивнул, словно вновь ощутив странный запах, исходивший от Лениных волос.

– Ладно, проехали. А что с твоими экзаменами?

– Фигня, отец всё решил. Я в старую школу вернусь, там и сдавать буду. Плохо, что жить у бабули придется.

– Почему?

– Узнаешь. Там у неё, как в казарме. Всё по распорядку: шаг вправо, шаг влево… Короче, если что не по её – кранты.

Саня ничего не ответил, отвернулся и уставился в окно. Генка открыл крышку стоящего между ног чемодана, порылся в нем и извлек из-под аккуратно сложенной одежды бутылку армянского коньяка.

– Смотри, у отца втихаря тиснул. Ну что, накатим за успех нашего безнадежного дела? – весело предложил он.

– Не, мне врачиха сказала, что пить нельзя. Хотя бы месяц. Голова, такое дело…

– Как хочешь. А мне нужно, для анестезии – ребра ноют.

Саня, продолжая смотреть в окно, небрежно махнул рукой и расслабленно зевнул. Он почти не лукавил: доктор, хоть и не категорично, действительно просила его воздержаться от употребления алкоголя. Но на самом деле он не хотел портить такой важный момент затуманенным сознанием. Момент начала новой и, как ему казалось, интересной, насыщенной жизни. Вспоминая мамин любящий взор, папин голос, десять лет в школе, уроки, друзей, он думал о предстоящих переменах. О том, что Генка, конечно, накосячил, но если бы не его тупизм, то не сидели бы они сейчас в этом уютном купе, слушая расслабляющий, убаюкивающий перестук колес.

Генка мелкими глотками хлебал коньяк прямо из горлышка, осторожно ухватывая его опухшими губами, а в промежутках между возлияниями продолжал что-то вещать. Саня не слушал, лишь изредка поворачивал голову на звук голоса, глупо улыбался и кивал головой. Наконец Генка, в очередной раз приложившись к бутылке, поставил её на стол, привалился спиной к стене и закрыл глаза. Через минуту он уже крепко спал, равномерно посапывая. Саша оторвался от созерцания бегущего за окном пейзажа, чтобы аккуратно уложить своего попутчика набок и накрыть простынёй.

******

– Матвей. Матвей.

Голос, который звал его, казался незнакомым. Глухой, с какой-то надрывной хрипотцой, он словно пробивался словно плотную, прижатую к ушам вату. Матвеев тяжело разлепил веки, пропуская свет, с трудом сглотнул сухой комок в горле и тут же зашелся частым кашлем. Резкая боль в ключице окончательно прогнала остатки сна. Он непроизвольно застонал и полностью открыл глаза. Его самый близкий друг Гена Бореев стоял, склонившись над ним и внимательно вглядываясь в его лицо.

– Саня, блин! Ну наконец-то очухался!

– Где я? – хрипло выдавил из себя Матвеев.

– В госпитале МВД.

– Что со мной?

– Сквозное в плечо. Почти четыре часа оперировали.

Гена достал телефон, включил экран и зачитал:

– Сопоставили костные отломки. В сосудистой части – всё целое. Короче, доктор сказал, что тебе повезло. Если бы были задеты сосуды, то рука могла перестать двигаться или вообще могли ампутировать.

– Сколько я был в отключке?

– Сейчас одиннадцать утра. Через четыре часа у нас медицинский самолет в Израиль.

Матвеев досадливо скривил пересохшие губы, приподнял голову и сипло простонал:

– Воды.

Гена схватил с тумбочки у кровати стакан с водой и, просунув руку под подушку и приподнимая голову раненого, поднес стакан к его губам. Саня пил медленно, мелкими глотками, словно смакуя прохладную жидкость. Наконец он мотнул головой, давая понять, что напился. Гена опустил подушку и вернул стакан на место.

– Почему в Израиль?

– Решили, что там безопаснее всего, так что без вариантов. Пока здесь не разберемся, что и как, посидишь у евреев, заодно и вылечат тебя. Борт уже на подлете.

Плавно открылась дверь. Вошедшая в палату молодая медсестра в голубой униформе при виде посетителя на секунду удивленно застыла, нахмурилась и возмущенно воскликнула:

– Мужчина, кто вас сюда пустил?! Здесь же реанимация! К тому же без халата!

– Тихо, красавица, тихо, – попытался успокоить её Гена. – Скоро нас здесь не будет, мы выписываемся. Так что потерпи немного.

– Что-о-о?! Кто это так решил?! Вон отсюда! – взвизгнула медсестра. Лицо девушки мгновенно покрылось красными пятнами от охватившей её ярости.

– Рот закрой! – рявкнул Гена и угрожающе сделал шаг в её сторону. Сейчас ему было не до церемоний, и он не собирался открывать диспут по поводу принятого решения.

Медсестра резко отшатнулась и испуганно заморгала ресницами.