Тонкая красная линия

Когда в тот раз рота спустилась с холмов, первый сержант Уэлш, шагавший во главе колонны, был внешне таким же, как и все, — уставший до предела, весь какой-то сморщенный, с безжизненно опавшими щеками и впалым ртом, с затравленным взглядом глубоко запавших глаз. Но в отличие от других, эта усталость была только внешней, внутри же, в душе, у него все ликовало, он чувствовал себя настоящим триумфатором, одержавшим великолепную победу. В отличие от всех, он не тащил никаких трофеев, ни единой вещицы. Более того, он просто ненавидел, презирал эту идиотскую страсть хватать и тащить чужое барахло, все то, что когда-то принадлежало другим, а теперь волею судьбы стало ничьим. Победителем же он себя чувствовал потому, что все эти дни там, наверху, события шли и развивались так, как только он один ожидал и предчувствовал. Именно поэтому он ни разу не испытал ни разочарований, ни тем более потрясений или сильных душевных травм. Как он и ожидал, людей убивали потому, что это было заранее определено соответствующими статистическими выкладками, он также убедился в полной правоте своих предположений относительно того, что на войне, сражаясь с противником и делая это хорошо или плохо, люди ведут себя точь-в-точь так, как это бывает, когда они дерутся из ревности или ради собственности. Так что все было просто и понятно. Единственное, что его в какой-то мере все же озадачивало, так это подонки вроде Теллы. Однако, обдумав ситуацию самым тщательным образом, он и тут нашел правильный выход, убедив себя в том, что он преследовал Теллу лишь потому, что к этому его побуждали какие-то внутренние саморазрушительные наклонности, правильно учитывая которые, в будущем он сможет избежать новых ситуаций такого рода. Решив так, он почувствовал и здесь полное удовлетворение. Что же касается его отрицательного отношения к трофеям и всяким прочим сувенирам, то объясняется это тем, что у него лично не было ни малейшей необходимости прибегать к столь примитивным способам для добычи денег на выпивку. Он и раньше не нуждался в этом, не собирался менять свои привычки теперь. Прежде всего потому, что ему нравился джин, а вовсе не виски, как всем этим соплякам и прощелыгам. Разумеется, он не имел ничего против личных вкусов и потребностей и, когда не было ничего другого, тоже мог хлебнуть виски. Тем не менее на первом месте у него всегда был джин, и он знал надежные источники, позволявшие всегда и без особых хлопот получать его в разумных количествах. Когда же эти источники почему-либо не срабатывали или их просто не было под рукой, он прекрасно умел выискивать новые. Так что в трофеях он не нуждался. Именно поэтому, когда рота спускалась с холмов, он спокойно шел впереди всех налегке, шагая под палящими лучами солнца сперва сквозь клубы пыли, а потом, когда они пошли через джунгли, по густой бурой грязи разбитой дороги. При этом он все время мурлыкал себе под нос свой любимый, хранимый в глубочайшем секрете припев: «Собственность! Собственность! Все в жизни лишь ради собственности!» Один-единственный толковый и умный парень во всей этой своре, он шагал себе налегке, а сзади него, задыхаясь от жары и пылищи, изнывая под кучами всякого трофейного барахла, тащилась славная третья рота.

И потом, когда они уже стали лагерем и все эти придурки шлялись повсюду со своими жалкими бороденками, он тоже не пожелал быть таким, как они, не хотел быть с ними в одном стаде. Он тщательно брился каждый день, и никто при этом не посмел хоть раз упрекнуть его, сказать неуважительное слово. Да и кто из них посмеет, когда он и в этом был впереди них, и уже сколько лет ходил с изящными усиками?..

В этот самый момент Уэлш услышал, как у него за спиной Файф с какой-то горькой иронией ответил Бэнду:

— И в самом деле, просто потрясающе, сэр… Но вот если бы вы взглянули на мою каску, то уж тогда действительно удивились бы… Меня ведь прямо в голову ударило… Только вот где она, эта моя каска?

За этой примитивной иронией в сердце Файфа клокотала настоящая лютая ненависть, и она была настолько явна, что даже Уэлш ухмыльнулся про себя. Сколько же можно повторять всю эту дурацкую историю с каской? Она уже у всех, наверное, в печенках сидит. Однако когда Файф повернулся в его сторону, как бы ища поддержки, глаза Уэлша немедленно превратились в два кусочка окаменевшего льда, в них не было ничего, никакой мысли или чувства, одна ледяная пустота.

У Уэлша с новым командиром роты за последние дни было порядочно собственных стычек, но именно собственных, в чужие же дела, особенно в дело Файфа, он вмешиваться не собирался.

Бэнд снова нагнулся, осторожно убрал свою каску на место, вернее, не всю каску, а ее верхнюю металлическую часть, поскольку внутренний пластиковый каркас он постоянно таскал с собой, надевая на построения и всякие служебные мероприятия.

— Действительно, очень жаль, что у вас так получилось, — ответил он Файфу. — А то бы вы могли потом забрать ее с собой домой. Как фронтовой сувенир. Такой же, как и мой.