Тонкая нить(изд.1968)

— Так не пойдет, — укоризненно сказал полковник. — Прежде всего сядь, успокойся, а потом рассказывай толком, по порядку. Что, Войцеховская, что ли, сегодня, сию минуту бежит? Ты ей, ненароком, не сказал, что арестовать ее собираешься? — Полковник усмехнулся.

— Нет, — все так же задыхаясь, продолжал Степан. — Нет, что вы!.. Ничего такого я ей не говорил и виду не подал. А бежать… бежать она думает не сегодня, но скоро… Через неделю… может, еще скорей…

— Ах вот что, — с облегчением вздохнул полковник. — Садись же! — прикрикнул он на Савина и силой усадил его в кресло. — Знаешь что? Ты сначала приди в себя, опомнись, а потом и расскажешь.

Полковник сел за стол, заваленный книгами, журналами, рукописями, и, судя по его виду, можно было подумать, что он углубился в чтение.

Наконец Кирилл Петрович оторвался от статьи, которую читал, и жестом дал понять Савину, что готов его слушать. Степан, успевший полностью прийти в себя, приступил к рассказу. Говорил он сейчас куда спокойнее и вразумительнее, чем в тот момент, когда появился у полковника.

В этот вечер, рассказывал он, нежданно-негаданно к нему явилась Войцеховская, вообще-то не очень баловавшая его своими визитами. За все время их знакомства она заходила к Савину один-два раза, не больше. На этот раз она была необычайно мила, любезна. Могло показаться, что никакой истории в «Дарьяле» вовсе и не было. В свою очередь, и Степан, памятуя наказ полковника, вел себя как ни в чем не бывало.

Пригласив Степана пройтись: погода, мол, хорошая — а какая она хорошая? — на улице ветер, слякоть, нелетная, одним словом, погода, — Анна Казимировна увлекла его к себе домой, где сразу приступила к делу. Дело же оказалось таким, что у него, Степана, до сих пор мороз по коже подирает…

Войцеховская начала с того, что рассказала Степану одну историю, случившуюся с ней несколько лет назад. В тот год Анна Казимировна, по ее словам, отдыхала в Латвии, невдалеке от приморского городка Вентспилс. Там, в окрестностях Вентспилса, живет один рыбак, человек пожилой, степенный. Анне Казимировне о нем рассказывали, да она и сама его как-то видела: ходили на его боте компанией в море, рыбачили…

Так вот, со слов одного приятеля, сблизившегося со стариком, она знает, что этот рыбак не гнушается промышлять контрабандой, ходит на своем быстроходном ботике не только в такие места, куда положено… Ну, еще кое-что посерьезнее она о нем знает. Одним словом, он — тот самый человек, который и нужен сейчас ей и Савину…

Тут же Войцеховская предложила Савину съездить к этому рыбаку и установить с ним отношения. На недоуменный вопрос Степана, зачем это ей понадобилось, она резко спросила:

— А ты не понимаешь, не догадываешься?

Степан опешил. Таким тоном Анна Казимировна с ним никогда не разговаривала. Скажи ему кто другой, что она способна так говорить, он бы ни за что не поверил.

Увидев, что Степан растерялся, Войцеховская вдруг круто изменила тон: заговорила нежно, ласково, просительно. Можно было подумать, что она заботится о его, Степана, судьбе.

— Что ты здесь, в Крайске, в этой стране? — спрашивала Анна Казимировна. — Ничто! Жизнь твоя тут кончена, разбита. Выгнан, опозорен. Да и историю с самолетом помнишь? Тебе эту историю не простят. Нет, нет, не спорь, надеяться не на что — не простят. Что ж тебя ждет, что впереди? Ну, посуди сам, кому ты такой нужен? В чернорабочие пойдешь? Фи! А ведь ты молод, талантлив. Ты много знаешь. Степочка, уедем отсюда. Туда, на Запад… Там каждого ценят по его таланту, способностям. Там — твое будущее. Признаться, я тоже здесь не могу, не могу больше. Я задыхаюсь. А там… там мы будем счастливы. Вместе… Всегда вместе…

Степан был настолько ошарашен, настолько растерян, что беспомощно пролепетал:

— Вы… вы о чем, Анна Казимировна? Как это — уедем? Куда?

— Глу-у-пый, — нежно проворковала Войцеховская, — до сих пор не понял?

Она начала разъяснять Степану, что, раздумывая последние дни над его судьбой (она же его любит. Он и не догадывался?), над своей безрадостной долей рядовой учительницы, пришла к выводу, что самым лучшим для них обоих было бы уехать на Запад: в Швецию или Финляндию, а там во Францию, в Германию (Западную, конечно), в Америку, куда угодно, лишь бы подальше отсюда, от этой опостылевшей страны, где жизнь так неласково обошлась с ними обоими.

Укрепившись в этих мыслях, она и подумала о рыбаке, о его темных делах, которые ей известны. Вот кто поможет осуществить их планы, перебраться на Запад…

«Их планы»! Только сейчас до Степана окончательно дошел страшный смысл ее слов. Забыв все на свете, забыв строгое предупреждение полковника, Степан не выдержал. Он накричал на Войцеховскую, грубо обругал ее, но та — хоть бы что! С мрачной улыбкой она смотрела на Степана, ожидая, когда он замолчит. Степан осекся.