Тонкая работа

— Про Луну вы можете думать что угодно, мисс Уилсон. Кто запрещает? Но когда я говорю вам, что меня упекли сюда жулики и я в здравом уме, я говорю чистую правду. Доктор Кристи со временем в этом убедится.

— Надеюсь, — ответила она. — Уверена, что так и будет. Но знаете, чтобы вас отсюда выпустили, ваш муж должен подписать бумагу.

Я уставилась на нее. Потом посмотрела на сестру Бекон.

— Это правда? — спросила я.

Сестра Бекон кивнула.

Я снова заплакала.

— Тогда, видит бог, я пропала! — кричала я. — Потому что этот подлец никогда, никогда этого не сделает!

Мисс Уилсон покачала головой:

— Ужасно! Ужасно! Но, может быть, он придет вас навестить — и передумает? Знаете ли, нам тут разрешают принимать посетителей, в правилах записано.

Я утерла слезы.

— Он не придет. Потому что знает: если он придет, я его убью!

Она оглянулась, словно испугавшись чего-то.

— Здесь нельзя говорить такое. Надо вести себя хорошо. Разве вы не знаете, что они могут с вами сделать? Могут связать… Или водой…

— Водой… — пробормотала миссис Прайс, и ее передернуло.

— Хватит! — сказала сестра Бекон. — А вы, малютка мисс Бумби[15], — она имела в виду меня, — перестаньте теребить наших дам.

И снова погрозила кулаком.

Мы все замолчали. Бетти еще минуту-другую втирала мазь, потом отнесла банку на место и, вернувшись, села на кровать. Мисс Уилсон отошла от меня, глаза у нее стали грустные. Миссис Прайс, закрыв лицо волосами, то бормотала, то тихо постанывала. За стеной кто-то громко взвизгнул. Я подумала о сестре мистера Иббза. Вспомнила свой дом, всех своих домочадцев. И снова меня прошиб пот. Я вдруг почувствовала то же, что, наверное, чувствует муха, угодившая в паутину. Я встала и принялась ходить по комнате от стены к стене и обратно.

— Ах, если бы здесь было окно! — сказала я. — Если бы только можно было глянуть наружу! — А потом: — Лучше бы я тогда осталась в Боро!

— Да сядете вы наконец? — крикнула сестра Бекон.

И выругалась. В дверь постучали — она встала и пошла открывать. Это была другая сестра, с какой-то бумагой. Дождавшись, когда она высунется за дверь, я обернулась к мисс Уилсон и зашептала. Страх подгонял меня.

— Послушайте, — сказала я ей еле слышно. — Мне надо выбраться отсюда как можно скорее. У меня в Лондоне родственники, с деньгами. У меня есть мать. Вы здесь так долго живете, вы должны знать способ. Ну что? Я заплачу вам, клянусь.

Она посмотрела на меня и отодвинулась.

— Надеюсь, — произнесла она громко, — надеюсь, вы не думаете, что я так дурно воспитана, что позволю себе шептаться?

Сестра Бекон обернулась к нам.

— Мод, что это вы делаете, а?

— Шепчется, — ответила Бетти басом.

— Шепчется? Я ей пошепчусь! Идите на место и оставьте мисс Уилсон в покое. Ни на минуту нельзя отойти, сразу начинаете к дамам приставать!

Наверное, она догадалась, что я ищу способ сбежать. Я вернулась на свою кровать. Сестра Бекон, стоя у двери, что-то шепотом сказала другой сестре. Та наморщила нос. Потом обе посмотрели на меня, как мне показалось, с неприязнью.

Но тогда я еще не понимала, что означает этот враждебный взгляд. И слава богу, что не понимала, потому что очень скоро мне предстояло это узнать.

Глава пятнадцатая

До сих пор я как-то об этом не задумывалась, потому что мне все казалось, я найду способ удрать. И даже когда прошла неделя, а за ней другая, я все еще в это верила. Но теперь стало ясно, что доктор Кристи мне не поможет — потому что, если он с первого раза поверил в мое безумие, все мои последующие слова и поступки лишь укрепляли его в этом мнении. Более того, он вбил себе в голову, что меня можно вылечить, что я снова войду в разум, едва начну писать.

— Вы слишком много времени уделяли литературному труду, — сказал он как-то раз во время обхода, — и в этом причина вашего недомогания. Но мы, врачи, иногда действуем от обратного. Я полагаю, если вы снова займетесь литературным трудом, вы поправитесь. Вот, поглядите. — Он показал мне что-то, завернутое в бумагу. Это была грифельная доска и мел. — Сядете, возьмете дощечку, — сказал он, — подумаете и до вечера напишете мне — только аккуратно, прошу! — свое имя. Настоящее имя. А завтра начнете писать мне историю своей жизни, с самого начала, каждый день добавляя к ней понемножку. И сами убедитесь: способность мыслить здраво вернется к вам сразу же, как только вернется способность писать.

По его приказанию сестра Бекон заставляла меня часами сидеть с мелом в руке; я, конечно, не писала, мелок крошился и рассыпался мелкой пудрой — или, наоборот, так и норовил выскользнуть из запотевших от натуги пальцев. Потом заглядывал доктор, смотрел на пустую доску, хмурился и качал головой. С ним иногда приходила сестра Спиллер.

— Опять ни слова? — говорила она. — А доктор так старается, чтобы вы поправились. Неблагодарная вы, вот что я скажу.

Когда он уходил, она трясла меня за плечи. Я плакала и ругалась — тогда она трясла сильнее. Так трясла — казалось, зубы вывалятся, а в животе мутилось.

— Эк ее прихватило, — кивала она другим сестрам и подмигивала, те смеялись в ответ.