Тонкая работа

— Это не по моей части, — сказал он. — Буду я стоять тут с вами и тратить время на всякие письма. От этого наперстки быстрей не продадутся…

Да уж, некоторые потребуют денег даже за то, что им дадут по шее! Но что делать, я дрожащей рукой пошарила в кармане и извлекла на свет все, что удалось там найти. Неженка сделала то же самое.

— Семь пенсов, — сказала я, пересчитав общую кучку.

Он повертел их в пальцах.

— Не фальшивые?

— Нет, конечно, — ответила я.

Он снова поморщился:

— Ну да ладно.

Взял деньги и спрятал подальше. Потом снял очки и протер стекла.

— Ну, теперь давайте посмотрим, — сказал он. — Повыше держите. Тэк-с, похоже на официальную бумагу. Я раз обжегся, так больше не хочется, знаете ли… — Он водрузил очки на место и приготовился читать.

— Читайте все, что написано, — сказала я, — до последнего слова.

Он кивнул и начал:

— «Открыть в осьмнадцатый день рождения моей дочери Сьюзен Лилли…»

Я опустила руку с письмом.

— Сьюзен Триндер, — поправила я. — Вы хотели сказать «Сьюзен Триндер». Вы неправильно прочитали.

— Тут сказано «Сьюзен Лилли», — настаивал он. — А теперь поднимите повыше и переворачивайте.

— А зачем, раз вы все равно не то читаете, что там написано…

Но голос мой был тонок, еле слышен. Сердце мое как будто змея обвила и давила все туже.

— Так-так, — сказал он. — Интересненько. Давайте дальше. Что это? Завещание, что ли? «Последняя воля, — ага, вон оно что! — Марианны Лилли, записано в Саутуорке, на Лэнт-стрит, в день восемнадцатого сентября тысяча восемьсот сорок четвертого года, в присутствии миссис Грейс Саксби, проживающей…»

Он остановился. Лицо его вмиг изменилось.

— Грейс Саксби? — промолвил он потрясенно. — Это которая зарезала?.. Что, бумажка-то непростая, а?

Я ничего не ответила. Он снова посмотрел на листок — на пятна. Может, он думал раньше, что это чернила расплылись или краска такая. Теперь же сказал:

— Ну, я не знаю, имею ли я право…

Потом, должно быть, увидел мое лицо.

— Ну ладно, ладно, — сказал он. — Посмотрим. Что там дальше? — И придвинул листок ближе. — «Я, Марианна Лилли, проживающая в усадьбе…» Как это? «Терновник»? «…в усадьбе „Терновник“, Букингемшир… Я, Марианна Лилли, будучи в здравом уме и памяти, хотя и в неполном здравии, настоящим доверяю мою собственную новорожденную дочь СЬЮЗЕН…» Пожалуйста, не дергайте больше — читать трудно… Так, ладно, теперь лучше… «Настоящим доверяю попечению миссис Грейс Саксби и желаю, чтобы она вырастила и воспитала ее в полном неведении об истинном ее происхождении и тайне рождения. Каковая должна быть раскрыта ей в день восемнадцатилетия, третьего августа тысяча восемьсот шестьдесят второго года, в каковой день я также желаю, чтобы ей была вручена половина моего личного состояния. В обмен на это Грейс Саксби передает мне на попечение свою собственную родную дочь МОД…» Ну вот, я же просил не дергаться! Держите ровно, говорю вам! «…родную дочь МОД и желает, чтобы ее также вырастили в неведении о ее имени и происхождении, вплоть до вышеупомянутой даты, по наступлении каковой я желаю, чтобы ей была вручена оставшаяся часть моего состояния. Настоящее письмо является подлинно верным завещанием: договор заключен между мной и миссис Саксби, вопреки воле моего отца и брата, что должно быть признано по закону. Сьюзен Лилли не должна ничего знать о своей несчастной матери, кроме того, что та хотела уберечь ее от несчастий. Мод Саксби будет воспитана как благородная дама и должна знать, что ее мать любит ее больше жизни». Все!

Он выпрямился.