Тонкая серебристая нить

Но, несмотря на все события, дедушку Идриса я не упускала из вида. Он, правда, совсем постарел и уже не обещал, что война скоро закончится. Иногда он сидел на скамеечке и глядел в небо на тяжело гудящие самолеты.

«Наверное, он хочет понять, – думала я, – почему светит солнце, бегают кошки друг за другом, а нас убивают, но Бог ничего не делает…»

– Заходи домой, Идрис! – кричала его старушка. – Вдруг сейчас начнется пальба… Тебя убьют! Убьют!!!

Но дедушка Идрис не обращал внимания и даже не пригибался, если начиналась перестрелка. Так и сидел под деревом, чуть раскачиваясь в такт изуродованным осколками веткам над ним.

Русских жителей после первой войны было мало: кого убили, кто-то сам убежал в Россию скитаться и нищенствовать.

Но в нашей четырехэтажке по-прежнему ютилось несколько семей.

Напротив квартиры Идриса жила тетя Валя с Аленкой.

Аленка была младше меня, и мы часто играли, а тетя Валя общалась с моей матерью.

Несчастья так и сыпались на эту семью. Сначала у Аленки сгорел отец. Он кинулся на пожар – тушить – и задохнулся в дыму. Потом, в зиму 95-го, от голода и холода умерла ее бабушка Римма…

Соседи-чеченцы засматривались на их хорошо обставленную трехкомнатную квартиру, но не трогали. Предлагали даже продать по дешевке, но тетя Валя не захотела:

– Здесь могилы родные. Куда я поеду?

В конце августа, когда залпы орудий уже стихали вдали и мы стали робко надеяться на некое подобие мира, случилось непредвиденное.

Люди с оружием в руках пришли убивать тетю Валю.

Это были чеченцы-боевики. Четверо.

Как потом рассказывали соседи, в руках у них был приказ, подписанный Басаевым, с красивой печатью волка.

«…Признать Валентину врагом чеченского народа за предательство и помощь федеральным войскам…» – прочитала соседка Роза, вышедшая на шум ломаемой двери.

– Семья приговаривается к полному уничтожению! – объявил собравшимся соседям главный бандит. – А пострадавшему нашему брату Адаму переходит ее жилье и все вещи в качестве компенсации…

– Адаму? – спросил кто-то. – Из соседнего подъезда?

– Да, он потерял ногу в фильтрационном лагере русских убийц! При жесточайших пытках! Его «сдала» Валентина. Он правду рассказал!

– Так его же у подъезда ранило, после того как он выпил водки и на гармошке играл… – удивилась Роза. – И не боевик он вовсе, а пьяница сраный… Лена с первого подъезда жгут ему наложила, иначе бы сдох как собака. Какой фильтрационный лагерь?!

– Молчать и не мешать исполнению! У нас жалоба есть и приказ!

Дверь стала поддаваться под ударами тяжелых ботинок, а соседи бросились врассыпную.

Тетя Валя с Аленкой метались по своей квартире, понимая, что жить им осталось считаные минуты.

И тут вышел дедушка Идрис.

Загородив собой дверь в квартиру Валентины, он спросил пришедших с автоматами:

– Как можно уничтожить семью, где только несчастная вдова и ребенок?

– Расстреляем! – кричали разгоряченные парни. – Всех русских долой из Чечни!

– Я мусульманин, как и вы, – спокойно продолжал старик. – Я прошу вас разобраться, а не творить бесчестье и зло!

Тетя Валя слышала каждое слово: воспользовавшись внезапной заварухой, они с Аленкой стали связывать простыни, чтобы слезть с балкона.

Бандиты стали бить старика прикладами. Он упал. Но из последних сил цеплялся за дверь и кричал:

– Что вы творите! Там женщина и ребенок!

Потом его отшвырнули ногой и, сбив замок, ворвались в квартиру.

Но Валентина с Аленкой уже успели сбежать и затеряться в темных переулках среди частных домов…

А старик Идрис умер на руках у своей старушки.

Тонкая серебристая нить

Смерть – мой союзник, мой партнер по игре в шахматы, мой надежный ненавистный друг и самый любимый враг. Когда смерть рядом, жизнь видна по-другому: ясность и понимание становятся безграничными. Стоит ей отлучиться —, обманчивый иллюзорный мир вторгается в мои откровения, туманит сознание.

Мы познакомились с ней уже давно, в моих детских снах. Мы сражались, вели философские беседы, блуждая по мирам сновидений, пока однажды она не постучала в мою дверь наяву: началась Первая чеченская война.

Я смотрела на растерзанные трупы людей и животных на улицах своего города, и приходило четкое понимание: смерть идет чуть позади – за моим правым плечом. Она хотела забрать и меня, но что-то все время мешало ей. Настойчиво, будто в этом был хоть какой-то смысл, я писала дневник, в котором были уже тысячи страниц…

А она, наверное, ждала последней.

Она криво усмехается, когда кто-то говорит, что ненавидит войну. Ведь она-то знает: мир за всю историю человечества на нашей планете был только сто лет.

Смерть не любит слабых духом, жалеет немощных, испытывает сильных.

На войне происходит много странных и необъяснимых вещей, о которых слагают легенды.

Я научилась слышать, как летит пуля, рассчитывать по секундам, когда и где упадет снаряд, открывать рот, если глубинная бомба падает на соседскую пятиэтажку, чтобы не лопнули барабанные перепонки.