Тонкая серебристая нить

Так сначала появилось солнце с кривыми лучами и кот, задумчиво смотрящий на мышь в короне. Мышь получилась большая, намного больше солнца, и чтобы дорисовать ее, пришлось зайти за угол синей будки…

Для своих шести лет я рисовала неплохо и очень гордилась тем, что под моим мелком на асфальте возникали целые сказки-картинки.

Но места для продолжения трудов не было – другой, не менее гениальный художник уже изрисовал асфальт позади будки сапожника, да и всю ее саму…

– Полина! Полина, ты где? – услышала я голоса взрослых.

– Тут я! – крикнула в ответ.

Появились уставшая мама с пустым пакетом и дедушка Идрис. Он прихрамывал, опираясь на тросточку, и шел с большим трудом.

«С немцами храбро воевал. Герой…» – вспомнила я фразу кого-то из соседей.

– Чего ж ты убегаешь? – спросил он.

– Вот… – я показала на чужие рисунки. – Смотрите!

– Вижу, – дедушка Идрис нахмурился. – Опять скверные мальчишки нарисовали войну.

Я всмотрелась в чужое творчество.

На синей будке был нарисован белым мелом горящий дом. Из него вырывалось белое пламя. Какие-то маленькие фигурки стреляли друг в друга, и от их оружия шли длинные пунктиры, попадающие другим фигуркам в голову и сердце.

А прямо под ногами на асфальте расположился большой пистолет, совсем как у меня – водяной, из которого мы с друзьями стреляли в жаркое лето по прохожим…

Только этот был настоящим! С таким можно играть в «войнушку»!

– Придется опять смывать и чистить… – Идрис явно расстроился.

– Вам помочь? – спросила мама. – Я могу отмыть.

– Нет. Спасибо, Лена, я сам. Это мальчишки местные хулиганят. Плохие рисунки, очень плохие.

– Почему плохие? – удивилась я. – Нарисовано здорово, мне бы так уметь…

– Нельзя, – он наклонился ко мне. – Запомни, нельзя ни в коем случае рисовать войну. На войне убивают людей: малышей, женщин и стариков. Когда дети начинают рисовать войну или играют в нее – это самое страшное. Тогда война непременно случится!

– Значит, нельзя? – шепотом переспросила я.

– Да. Так гласит древняя легенда! Обещаешь, что не будешь?

– Обещаю!

Дедушка Идрис засмеялся и, погладив два торчащих на моей голове хвостика, вручил настоящую жвачку!

Это была неслыханная роскошь.

От счастья я даже забыла поблагодарить его. Запрыгала как заяц и пустилась в пляс вокруг синей будки, прижимая к груди свое сокровище в голубой бумажке с надписью «Love is…».

– Простите ее, – сказала мама, – она еще маленькая…

Прошло несколько лет. Война в нашем городе проросла в человеческую жизнь и стала неотделимой от внезапной и бессмысленной смерти.

Четырехэтажный дом по улице Заветы Ильича уже неоднократно горел, и мы хоронили жильцов. Моего родного дедушку разбомбили в больнице. Ему было 72 года. Участник Великой Отечественной. Он лежал на операции, с язвой желудка.

Мы не могли похоронить его неделю. Шли бои.

– Так трудно теперь положить в гроб… – плакала мама.

Слезы текли, но она их не вытирала.

До этого мы уже похоронили бабушку и прабабушку.

Но старичок Идрис, живший в соседнем подъезде, все так же шутил, несмотря на бомбежки, кормил детей и подростков сушками и обещал:

– Война обязательно закончится! Ведь хорошие люди не хотят воевать…

А в мальчика восьми лет, жившего на самом верхнем этаже, попали осколки. И мы все ходили посмотреть, как это – быть в осколках.

Руки и ноги его опухли и нагноились в местах, куда проникло железо.

Но он старался нам улыбаться и говорил:

– Я потерплю и не буду плакать!

Потом мы узнали, что его удалось вывезти в госпиталь и спасти.

Многих соседей хоронили в огороде. Я узнала, что лучше всего это делать в яме, где недавно разорвался снаряд. Земля – рыхлая и мягкая там, несмотря на зиму, и копать недолго… И не страшно.

А страшно только, пока люди не умрут. Когда они кричат, потому что им очень больно от ранений, которые взрослые называют несовместимыми с жизнью…

6 августа 1996 года в нашем районе с новой силой начались бои.

К тому времени я считала себя большой – 11 лет…

Спросила взрослых:

– Что там, на улице?

Баба Настасья, забежав к нам с мусорным ведром, сообщила:

– Русские войска уходят! Бросают Грозный и уходят! А боевики их подгоняют… Дали сорок восемь часов…

Судя по стрельбе, так оно и было.

Началась Летняя война.

Хотя ее нет в учебниках истории, но она унесла множество жителей из города Грозного во владения Смерти.

Только около нашего подъезда погибло более десяти человек от внезапно разорвавшегося снаряда.

Я как раз принесла с колодца воду, и за мной закрылась дверь. В этот миг и прогремел взрыв…

Молоденькую девушку ранило в живот, и она, побелев, упала на ступеньки.

Ее брату оторвало голову. По частям человеческих тел в подъезде можно было изучать анатомию.

Сосед Адам с оторванной ногой катался около нашей входной двери и кричал:

– Дайте мне умереть! Я не хочу быть калекой!

А моя мама накладывала ему жгут и приговаривала:

– Жить надо! У тебя трое детей маленьких и жена беременная. Придется жить! Потерпи…