Тонкая зелёная линия

И Алёшка Филиппов захохотал, без сил, и беглый зэк хмыкнул, сдаваясь, и даже сам Асланбек брови поднял в изумлении от своих слов.

Господи, да что такое человек, если в секунду смерти смеётся? Что отделяет человека от зверя? Случайность? Судьба? Долг? Совесть? Господь Бог? Что смотришь, старик? Что не так? Было уже? Всё нормально. Не будем тревожить старика Хемингуэя.

Всё проще.

Рыбак поймал охотника.

6

– Ну, что ты на меня смотришь, Константин? Ну вот что? – подполковник Чернышёв шёл на плац Манёвренной группы, легкомысленно-белогвар-дейски пощёлкивая прутиком по голенищу отменно сиявшего сапога. – Что не понял?

– Не понял! – вечный капитан Гурьев вздёрнул подбородок в раздражении. – Отказываюсь понимать. У него что, взыскание? Или наши наилучшие друзья оттуда на него ещё какую папочку прислали? Да что он натворил такого, кроме того, что, не умея ничего, взял рецидивиста? Да ты себе понимаешь?

– А-а-атставить, капитан! Отставить! Правды ищешь? Какой правды тебе, правдоискатель?! Ну-ка, Костя, с двух раз вспомни, ты куда сейчас идёшь?

– Как – куда, Вася? На построение.

– А на какое построение? – подполковник был терпелив, как нянечка в яслях, подносящая пятую лишнюю ложку каши к перемазанным губам капризули.

– Торжественное.

– Ах, торжественное. Молодец, Костя. Мо-ло-дец. Столетие со дня рождения вождя мирового пролетариата. Знаешь… А то, что у меня всю ночь телефон звонил, знаешь? А то, что Сергей Сергеевич очень, понимаешь ты, правдоискатель, очень просил, такое знаешь? Соображаешь почему?

– Шурин?

– Умница, Костя. Правильно, шурин. Ну, давай, поднимем, что доблестная милиция упустила рецидивиста, да под такую дату. Да со смертью сотрудника. Все, кому нужно, знают, что и как было на самом деле. А всем, кому не нужно, уже наши коллеги в поте лица работают, всем уже говорится, что погранцы хулигана поймали. Понимаешь? Ху-ли-га-на. Постовой отдельно, автобус отдельно. Ни к чему народ тревожить.

– Гадство.

– Гадство, товарищ капитан. Даже свинство. Сытенько и спокойненько. Юбилейно даже. Парады, торжественные построения и речи. Чтобы чего не вышло.

– Слушай, Вась…

– Ну что ты хмуришься, Костя? Что не понятно?

– Да не понимаю я. Ведь такое… Врать-то зачем? Ложь-то к чему? Людям-то лучше знать, как есть на самом деле, они же не слепые, сами видят, какая жизнь кругом.

– А какая жизнь, Костя? Хорошая жизнь. Никогда так не жили. А то, что лишнего никто не говорит, не болтает. Как знать…

– Да я понимаю, о чём ты. Но ты же понимаешь, что слово пули сильнее. А надо, чтобы спокойно было. Чтобы Сергей Сергеичи с их шуринами – милицейскими чинами…

– Так. Стоп, капитан. Отставить. Всё. Слушать не хочу. И на парткоме не вздумай поднимать этот вопрос. Вопрос закрыт. И, так, тебе для справки. С Филипповым я уже поговорил.

– А он что?

– А ничего. Парень умный. Только попросил Изгельдову и Андрееву внеочередной отпуск. Себе ничего.

– Предоставишь? Надо.

– Конечно. За кого ты меня считаешь, Костя? Им и так уже полгода осталось. Всё хорошо, капитан, всё хорошо. Ну, Костя, давай, улыбнись. Хорош хмуриться. Пошли, сейчас ка-а-ак хлопчики наши пройдут да душу порадуют. Це дiло, как говорит мой однокашник.

– Погоди. Стой.

– Ну что ты, Костя, что?

– Вась, а Филиппову? Что ему?

– А ничего. Он офицер, а не Зорро. Лейтенант погранвойск. Это работа наша, Константин Константинович.

– Совсем ничего? Награди его.

– Да что ты пристал, Костя?! Думаешь, я совсем дурак?!

– Ты не понял. Награди его его же мечтой. Понимаешь? Сможешь? Ну, ты же подполковник Манёвренной группы, ты же не штабист.

– Да что ты меня подначиваешь?! На понт меня не бери, Костя. Думал уже. Сделаю. Но сразу не скажу. Мало ли… А вдруг передумает? Вот возьмёт и передумает, пойдёт служить туда. Ему ещё о-го-го сколько служить, взрослеть и думать. Пусть думает. За него решать не буду. А нужно будет помочь – помогу.

– Спасибо, Вася. Вот большое тебе человеческое спасибо.

– Ты меня не благодари, капитан. Благодарят за случайность. А это то, что по совести. Пошли, капитан. Ты посмотри, утро-то какое… Птички поют, солнышко смеётся, детки в садик идут, школьники, школьницы с бантами. Ну же, Костя. Ты понимаешь, что со времён неандертальцев ничего не меняется? Ну, не знаю, с неандертальцев ли, а с кроманьонцев точно.

– Ты о чём?

– А о том, умный ты мой правдоискатель, о том, что со времён пещерных людей ничегошеньки не меняется в душах. Это мы, коммунисты, с тобой тут стараемся, новых людей воспитываем, а сами чем занимаемся?

– Да чем же? Вот парады-хороводы водим.

– Отставить такие шуточки. Не брюзжи, Костя. Ты же не старик, тебе жениться надо. Сразу приобретёшь нужную плавность речей.

– Сам женись!