Тонкий лёд

Я скользнула взглядом за спину Ларси и заметила своего супруга. Он стоял в дверях, припав плечом к косяку. Взгляд его сиятельства был направлен на меня, и я поняла, что он ждет. Ждет моего ответа. Может вмешаться и защитить, как это всегда делал, и перед светским обществом Данбьерга, и перед бывшей любовницей, и перед государем. Однако в этот раз я не хотела его помощи. Аристан столько толковал мне, что я должна сама научиться защищаться, и я хотела показать ему, что его уроки не прошли даром. Я снова посмотрела на бывшую подругу.

— Отчего же? — спокойно произнесла я. — Не такая уж я и нищая. У меня хотя бы есть душа, у тебя же лишь смесь яда и зависти. Если тебе нравится, можешь травить себя и дальше, у меня же есть занятия интересней. Счастливо оставаться, агнара Вердис. — Я сделала несколько шагов прочь, но обернулась и добавила: — Ах да, забыла сказать. Вы должны знать, что вы не являетесь особой, которую мы с мужем были бы рады видеть.

— Это всего лишь твоя болтовня, — сказала Ларси, оборачиваясь мне вслед. — Ты — пустое место, и диар…

— Прислушивается к пожеланиям своей супруги, — отозвался его сиятельство, обнаружив свое присутствие. — В данном вопросе я совершенно согласен с ее сиятельством. — После направился ко мне, подал руку и произнес, уже, кажется, забыв о Ларситте Вердис, словно ее здесь и не было. — Отчего вы не сказали, что хотите отдохнуть, я бы проводил вас.

— Я ушла ненадолго, — улыбнулась я.

— Однако мне этого времени оказалось достаточно, чтобы заскучать без вас, — ответил муж, и мы покинули зимний сад.

— Вы были так увлечены пением агнары Вальдр, — заметила я, не сдержав ворчливый тон, пользуясь тем, что мы остались одни. — Не думала, что мое отсутствие будет замечено вовсе.

— У агнары приятный голос. Мне, как человеку, обладающему музыкальным слухом, нравится слушать хорошие голоса, — несколько удивленно ответил Аристан. Затем остановил меня и развернул к себе лицом. Он приподнял мою голову за подбородок, вглядываясь в глаза в скупом свете свечей. — Флоретта, вы ревнуете меня к агнаре Вальдр?

— Вот еще, — сказала я и освободилась от его хватки.

После сделала несколько шагов и обернулась на смех его сиятельства. Он хохотал долго и от души, утирая выступившие слезы, а я рядом сопела сердитым ёжиком, как он сам выражался.

— Что смешного? — наконец, возмутилась я, и диар сгреб меня в объятья, уткнулся в плечо и продолжил сотрясаться от смеха. — Ваше сиятельство!

— Что ваше сиятельство? — пытаясь успокоиться, вопросил супруг.

— Что вы увидели смешного? — потребовала я ответа, и он снова зашелся в хохоте. — Аристан, я не буду с вами разговаривать!

Угроза возымела действие, и диар все-таки взял себя в руки, но время от времени все еще продолжал хмыкать. Я сопела, он утирал слезы, после обнял меня за плечи одной рукой, притянул к себе и поцеловал в макушку.

— Чудо вы мое, — все же решил высказаться его сиятельство. — Голос — единственное, что мне нравится в агнаре Вальдр. Голос и не более, Флоретта. Если бы он принадлежал другому человеку, я бы слушал с таким же удовольствием другую женщину.

— У меня нет голоса вовсе, — заметила я с досадой.

— Тогда голос — это единственное, чего у вас нет, драгоценная моя. Потому что в вас мне нравится все остальное, и отсутствие голоса я даже не замечаю. Так вы поэтому сбежали?

— Вы перестали меня обнимать.

— О, женщина! — воскликнул диар. — Если я однажды смогу понять все, что творится в женской головке, я смогу прослыть мудрецом… или сумасшедшим.

И он снова рассмеялся. Ткнув супруга в бок локтем, я улыбнулась и, наконец, успокоилась. Мы вернулись к гостиной. Еще на подходе до нас донесся мужской баритон. Голос был глубок с красивым тембром. Пел мужчина романс, и я невольно приостановилась, сжав руку его сиятельства, слушая певца. Диар вдруг скривился и едко произнес:

— Расчирикался соловей.

Я удивленно посмотрела на мужа и потянула его за собой в гостиную, мне хотелось послушать пение, сидя в кресле, а не стоя под дверями. Аристан подчинился как-то неохотно и даже недовольно. Это удивило. Как он сам сказал, красивый голос ему нравится слушать, а этот голос был превосходен. Намного глубже, чем у агнары Вальдр. Я бросила на мужа подозрительный взгляд, но он уже выглядел невозмутимым, и понять, что так рассердило или расстроило его сиятельство, оказалось невозможно.

Мы вошли в гостиную, и я изумленно уставилась на Эйнора Альдиса, певшего под молчание восторженно внимавшей ему публики. Признаться, мой восторг тут же примешался к общему.

За что, жестокая, терзаешь?

К чему молчание, скажи?

Зачем совсем не замечаешь

Моей измученной души?

Эйн, певший эти строки, простерев руку к невидимой даме, обернулся, видимо, уловив наше появление. Его взгляд остановился на мне, и я невольно потупилась, потому что из-за нелепой случайности вышло, будто он обращался ко мне. Споткнувшись, я ощутила поддержку мужа и услышала его прохладный вопрос:

— Вам нехорошо, дорогая?

— Нет, — ответила я, справившись с неожиданным смятением. — Просто запуталась в подоле.

— Будьте внимательней, Флоретта.