Тонкий лёд

Походив по комнате и не найдя себе места, вышла в коридор, решая, куда направить свои стопы. Между библиотекой и кухней Лирии я выбрала кухню, нам с младшим Альдисом настоятельно требовался кусок хлеба с маслом. Вот как вышли в коридор, так и поняли, что хлеб с маслом нам просто необходим, и чтоб еще солью сверху, непременно солью. Сглотнув, я поспешила к Лирии, не призывая горничных, вдруг куда-то запропастившихся.

Кухарка встретила меня широкой улыбкой. Оторвавшись от готовки, она намазала мне кусок хлеба маслом, посыпала сверху солью и подала на серебряном блюдце. Блюдце так и осталось у нее в руках, я забрала только хлеб. Потом увидела миску с яблоками, приготовленными для пирога, поняла, что хлеб с маслом и солью без сладкого яблока не имеет никакой вкусовой ценности, и стащила красный сочный плод, игнорируя хмыканье кухарки.

По лестнице я поднималась, набивая рот хлебом и яблоком одновременно, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Успев подняться на один пролет, я вдруг остановилась и прислушалась. Странный и совершенно неуместный звук коснулся моего слуха. Однако решив, что мне показалось, я поднялась на несколько ступеней и снова замерла. Где-то в доме блеяла коза. Едва не поперхнувшись и не потеряв яблоко, я спешно дожевала и проглотила то, что успела откусить, и поспешила на звук. Сердце стучало в груди так сильно, что жалобное блеяние вдруг стало теряться за его набатом.

Мне навстречу вылетела одна из моих женщин с горящими глазами.

— Ваше сиятельство, где вы ходите?! — с возмущением воскликнула она, после прижала руки к груди и добавила: — Там такое!

— Где? — сипло спросила я.

— Там! — она указала пальцем в сторону Бордовой гостиной, после опомнилась и закончила степенно: — Меня послали за вами.

Кто послал, я даже не спрашивала. Почти сорвавшись на бег, поспешила к гостиной, в которой когда-то впервые увидела своего мужа. Однако перед дверями остановилась, заставляя себя принять невозмутимый вид. Невозмутимой быть не получалось, поэтому, оставаясь в сильнейшем волнении, я вновь откусила от хлеба и от яблока и вошла в гостиную, уже не чувствуя упоительного вкуса моего лакомства.

Картина, представшая мне, была поистине впечатляющей. Посреди гостиной был откинут ковер, вместо него я увидела совершенно несчастную черно-белую козу. В глазах ее застыл немой укор, и почему-то я была уверена, что адресован он мне. Признаться, я устыдилась… перед козой. Потому передала ей с горничной остаток хлеба и яблока. Тем более есть было совершенно невозможно. Перепуганная коза загадила гостиную, и теперь прислуга спешно убирала следы козьей паники.

Перед мордой животного суетился сын Матери Покровительницы в традиционном зеленом балахоне. Он гладил козу, успокаивая ее и обещая, что скоро она вернется в родной хлев. Однако мой взор был устремлен не на неизвестного мне брата, чей объемный зад живо напомнил строки из вчерашнего письма о тяжести благочестия. Я смотрела на третьего визитера, гордо восседавшего на низенькой скамеечке. Из-за высокого роста, колени его нелепо торчали в стороны, но это ни в коей мере не умаляло важности, ясно читаемой на сиятельной физиономии диара.

— Доброго дня, любовь моя, — приветствовал меня Аристан, будто расстался со мной лишь сегодня утром.

— Д…доброго, — с трудом проглотив остатки лакомства, ответила я.

— Как ваше здоровье, дорогая? — бодро поинтересовался супруг, не прекращая своего занятия.

Я немного нагнулась, чтобы лучше рассмотреть, как сноровисто его сиятельство дергает козье вымя. Перед диаром стояли две плошки и обе были пусты. Впрочем, это не мешало его сиятельству продолжать издеваться над бедным животным.

— Я замечательно себя чувствую, — наконец, ответила я.

— Рад слышать, — широко улыбнулся мне супруг и перевел взгляд на сына Покровительницы. — Брат Хеборг, в этой козе что-то испортилось, она не доится.

— Зайка перепугана, — удручено ответил брат Хеборг.

— Или оскорблена, — заметила я, кутаясь в шаль, которую мне принесла одна из горничных. Окна в гостиной были открыты из-за козьего испуга. — Возможно, не стоило называть ее падшей женщиной. Вы ведь ее оскорбили?

Лицо диара вдруг вытянулось, и он с подозрением спросил:

— Откуда вы знаете?

— Хм… — глубокомысленно ответила я.

Наконец, оставив бедное животное в покое, его сиятельство поднялся со скамеечки, отдернул рукава рубашки и тихо буркнул:

— Бессовестная скотина. Испортила всю затею.

Я сделала несколько шагов навстречу, однако остановилась, так и не дойдя до мужа, и сделала небрежный жест рукой в сторону козы, чей вздох облегчения я явственно услышала.

— И что означает сей пассаж?

— Это не пассаж, это Зайка, — чуть ворчливо ответил его сиятельство, все еще обиженный на козу. Однако тут же лукаво улыбнулся: — Я воплощаю ваши фантазии. Теперь в нашей жизни не осталось лжи и тайн.

— Совсем? — полюбопытствовала я, едва сдерживая рвущийся наружу смех.

— Абсолютно, — с уверенностью ответил диар.

Я хмыкнула и, стараясь улыбаться мило, спросила, наивно похлопав ресницами: