Тонкий профиль

И вдруг Чудновскому показалось: при этих словах какая-то тень тоски мелькнула в глазах Якова Петровича. И взгляд стал жестче. О чем подумал профессор? Не о том ли, что, как ни отодвигай за дальнюю грань нечто неизбежное, оно все же неумолимо накатывается с каждым годом? Об этом ли или о другом? А может, эта перемена взгляда просто почудилась Алексею Алексеевичу.

— Хорошо, — произнес он после паузы. — Тогда скажите, когда же по-вашему наступает старость?

Спросил с закипающей иронией, но вместе с тем ошеломленный оптимизмом своего соседа.

— В сто лет и позже.

— Ну, знаете! — Чудновский рассмеялся. — Это вы хватили. Это задача не нашего поколения.

Теперь, вспомнив о той встрече, Алексей Алексеевич подумал, что рано ему еще думать о покое. Нет, он еще поработает и повоюет на любимом своем трубном фронте, если уж не на заводе, то в исследовательском институте или в учебном. У него есть желание и есть силы, он не хочет уходить в отставку.

Сосед справа

Немного правое завода, в том месте бывшего пустыря, где чуть всхолмленная земля с травянистым покровом и песчаными проплешинами подбегала к пологому берегу озера Смолино, поднялись корпуса Уральского научно-исследовательского трубного института.

Сокращенное его наименование — Уралнитри было похоже на название какого-то не открытого еще полимера. А по заводу бродила злая шутка, что Уралнитри и Укрнитри на Украине можно объединенно именовать, как Укралнитри! Видимо, здесь таился упрек в параллелизме некоторых исследований.

Трубный институт на Урале был молод, организован всего несколько лет назад, опытный цех здесь только строился, да и состав сотрудников был пока не слишком именитым — мало докторов и кандидатов. И по сей день не так-то охотно едут ученые на Урал, в глубинку.

Институт давно уже интересовал меня. Однажды я отправился туда с Тереховым. От заводоуправления мы проехали немного на трамвае, затем прошлись пешком. Пока шли, Терехов поведал мне о переменах, происшедших за время моего отсутствия: я только что приехал из Москвы. Перемены касались нового директора института. Им стал Алексей Алексеевич Чудновский.

— Давно ли? — спросил я, не скрывая удивления.

— Всего несколько месяцев. Открылась вакансия.

Терехов рассказал, что Чудновский давно искал возможность как-то развязать туго затянувшийся узел служебных неприятностей, то и дело возникавших между ним и директором. И вот, когда такая возможность представилась, немедленно воспользовался ею. Виктор Петрович даже намекнул, что Осадчий сам-де подсказал в обкоме партии кандидатуру Чудновского на пост директора, к чему, действительно, было немало оснований. Алексеи Алексеевич тяготел к науке, консультировал дипломы студентов, даже диссертации, не единожды председательствовал на экзаменационной комиссии Политехнического института.

Все так. Но мне трудно было представить, что такой человек, как Чудновский, более двадцати лет проработавший главным инженером, мог с легким сердцем уйти, пусть даже на почетное место директора института. Надо знать, сколь мощным бывает заводское притяжение, которое тем сильнее действует на людей, чем больше они привыкают к своей трудной, беспокойной, но увлекательной работе.

Терехов мог судить об этом притяжении по себе. Поэтому, подумав, сказал:

— Все дело в обстоятельствах. При сложившейся обстановке он мог согласиться на уход.

Мы поднимались по лестнице института, и мне захотелось хотя бы мельком взглянуть на Алексея Алексеевича. Он явно обрадовался, увидев Терехова в своем кабинете.

— Салют, мой друг! — произнес он со своей мягкой улыбкой и показал мне и Терехову на кресла.

Внешне Алексей Алексеевич мало изменился. Только, кажется, чуть осунулся, да в красивых седых волосах его, как это бывает с возрастом, кое-где добавилась едва заметная желтизна.

— Что нового? — спросил он. — Как план?

Сделаем. Пока один цех не вытягивает в тоннах, — сказал Терехов.

— Редуцируете трубу?

Терехов ответил, что, действительно, редуцируют. Делают тонкий профиль. Трубы получаются более легкими, и план в тоннах опять не выходит. При этом слегка вздохнул.

Увы! Это была все та же старая, многолетняя и тяжелая проблема: тонны — метры!

— А как мартен, манессман?

Терехов называл цифры. Казалось, он попал на оперативку и сейчас отчитывается перед главным инженером.

Я улыбнулся, наблюдая эту сцену. Влекомый властной силой привычки, Чудновский словно бы забыл, что он уже не главный инженер.

— Съели незавершенку, потом капремонт, в общем, там зашиваются, — пояснял Терехов.

— Ничего, — ободрил Чудновский.

— Да, конечно, придет в норму, — согласился и Терехов.

Потом заговорили о делах института. Здесь сотрудники занимались все тем же кругом технических проблем, с которыми я сталкивался и на заводе: тонкий профиль, радиочастотная, электронно-лучевая сварка. Все эти новейшие методы следовало разработать, опробовать в лабораториях института, предложить производству.

Чудновский посетовал на то, что плохо поступает оборудование для лабораторий.