Тонкий профиль

Открыв ее, вы попадаете в просторную, продолговатую комнату с белыми занавесками на окнах, шкафами из красного дерева, с красивой и дорогой модной люстрой, висящей над традиционным столом заседаний. Рядом с ним стоит еще один, маленький, для селектора и трех телефонных аппаратов.

Кабинет внушителен. Уютен. Пожалуй, еще и величествен. Он отражает лицо завода, его масштабы и значение, а о том, чтобы это эмоционально ощущалось, позаботился бывший директор. Осадчий ничего здесь не менял, кабинет был удобен для работы.

Зато все другое, оставленное Осадчему в наследство, подверглось критическому пересмотру. И прежде всего новый, самый большой цех. Директор предложил его вдвойне расширить.

Как? Опять реконструкция? Но трубоэлектросварочный только-только пустили после многонедельных мук настройки и отладки! Новенький, чистенький, красивый, он радовал глаз, вселял гордость в душу строителей, проектировщиков. И впереди еще столько работы, чтобы заставить цех набрать нужный темп, подняться до проектной мощности.

Можно понять тех, кому причиняла боль уже самая мысль о том, что новенький цех надо реконструировать и, не воспользовавшись вдоволь сладкими плодами победы, вновь окунуться в бетонную пыль, железный скрежет и сумятицу всяких строительных и переделочных работ.

— Страшно подумать, что его надо будет остановить минимум на год! — ужасались противники реконструкции.

Они были против: и главный инженер, и его заместитель. Осадчий вдруг ощутил упругую волну сопротивления, почувствовал мощный заслон из тех самых рук, которые должны были ему помогать во всех заводских делах, во всех начинаниях.

— Цех мы останавливать не будем, новую линию можно поставить на месте склада, который сейчас фактически пустует, — убеждал он.

Однако это не разрешило спора. Случается порой такая психологическая коллизия, которая, как туман над полем. Знаешь, он вот-вот пройдет, рассеется, но пока висит в воздухе мутной пеленой, застилает глаза.

Что бы ни говорил Осадчий, а фактом оставалось то, что он на заводе человек новый, а те, кто ему возражал, начинали здесь с нуля, с зимы сорок второго. Он приехал лишь принимать трубоэлектросварочный, а они его выстрадали и построили. Ни разу не брошенный прямо в лицо, но от этого не менее ощутимый, спрятанный за каждой репликой все время растворялся в спорах горький привкус упрека: «Еще бы! Тому, кто не строил, легко крушить, ему не дороги наши успехи! Известно: новая метла чисто метет!»

Осадчий мысленно отбрасывал эти упреки, сметал их, как мусор с души, который может сбить с толку, увести от главного…

Совещание было не первое и не последнее. И, как на прежних, здесь накалились страсти, обозначились острые грани конфликта. Спор шел в Южноуральском совнархозе, размещавшемся в массивном песочного цвета здании, фасадом выходящем на живописный бульвар.

Я зашел сначала с Тереховым на этаж, где размещалось металлургическое управление, ведавшее трубными заводами нескольких уральских областей. Потом вместе со специалистами этого управления и заводскими работниками прошел к кабинету председателя совнархоза.

Еще в приемной председателя, пока люди собирались, и разговор касался то того, то сего, только не самого существенного, Осадчий вдруг, казалось бы, вне прямой связи с повесткой совещания, вспомнил, как здесь же, в совнархозе, работал однажды экономический семинар для директоров заводов. Он был, по его словам, поражен, что сам председатель читал лекции по организации производства с расчетом на… малоопытного директора предприятия.

— А ведь наш председатель — умный человек, — сказал Яков Павлович, — значит, в том была нужда. Были такие директора, которых приходилось учить элементарному: как управлять заводом, с чего начинать рабочий день, чем заканчивать. Удивительно? Еще бы! У меня даже температура поднялась дома после этого совещания. Так разволновался! — признался Осадчий. — Вот я работал еще при Серго, — продолжал он. — Как у нас было? Если нужен директор на новый большой завод, подбирают человека с опытом, который уже поработал директором лет десять. А на смену ему выдвигают его же главного инженера. И выбирают-то даровитых людей с предприятий всей страны, а не только в совнархозовской епархии.

Он немного помолчал, потом живо продолжал:

— А сейчас нас во многом спеленали. Вот, например, научно-исследовательские институты ведут на заводах свои работы, получают на это средства, но мы не властны влиять на то, чтобы их исследования как-то помогали заводу. Или того лучше: директор не может уменьшать количество рабочих, а потом увеличивать, если этого требует обстановка — штатное расписание тут же сократят. Вот мне летом нужно пятьсот строительных рабочих, но чтобы взять их, я вынужден весь год держать пятьсот бездельников согласно штатному расписанию. И даже добавить зарплату одному толковому работнику и сократить двух бездельников тоже нельзя. Не имею права.

Помнится, он улыбнулся в этом месте, как бы извиняясь за то, что так беспощаден в своих суждениях, сказал, что иначе не привык и не считает нужным.