Тонкости эльфийской социологии

Он носил бороду, в которая была все так же черна, как тридцать лет назад. Седыми стали лишь виски и усы этого почтенного рыцаря. На нем, как и на мне, был классический легкий доспех. Михарей был шире меня в плечах и почти на голову ниже. Цепкий взгляд водянистых серых глаз остановился на моей юной избраннице. Церемонно поцеловав леди руку, Дюрмейм голосом сладким, как патока, обронил:

– Вас можно поздравить, сэр Виттебранд. Такая удивительная находка.

– Благодарю вас, – четко по этикету ответствовал я, прекрасно зная, что на этих словах хозяин Дракобоя не остановится.

– С такой леди немудрено забыть обо всем на свете, даже о своих прямых обязанностях главы Ложи. Хотелось бы мне быть столь же молодым и столь же ветреным. Но увы мне. Интересы Ложи для семьи Дюрмейм всегда были первостепенны. В отличии от некоторых. – последнее он, разумеется, не позволил себе озвучить вслух, но все и так было понятно.

Я почувствовал, как ручка моей леди напряглась под моей ладонью, но лишь чуть сжал её, успокаивая. Изя тихо выдохнула и на миг прикрыла глаза, но промолчала, как и подобает истинной леди. О том, что как командир звена Золотых Крыльев она имела полное право в случае чего сражаться с любым рыцарем на равных, не знал никто из присутствующих, что прислушивались к нашему разговору. Сегодня, я был не настроен отбивать выпад Михарея, напротив, я осознанно собирался пропустить удар.

– Вы правы, сэр Дюрмейм. Абсолютно правы.

– В чем именно, магистр? – после небольшой паузы решил он уточнить.

– Во всем, – с улыбкой ответил я, лишь слегка склонил голову, намекая, что разговор закончен, и повел Изольдику на балкон, возвышающийся над всей залой, в которой проходило собрание. Именно там было дозволено находиться тем, кто по своим личным или иным причинам решил посетить собрание Ложи, но не входил в её рыцарский круг.

Кроме Изольдики на специально выставленных для посетителей креслах уже сидело несколько человек. В основном женщины, но было несколько юных отпрысков благородных семей, которые лишь совсем недавно заслужили рыцарский титул, но до заседаний в Ложе еще не доросли. В большинстве своем они были одного с Паулем возраста. Мой сын тоже еще не успел войти в Ложу. 'Теперь и не войдет, подумалось мне, но как не странно, я не испытывал от этого разочарования'.

Улыбнувшись собственным мыслям, я усадил свою леди в одно из кресел, поцеловал на прощание тонкое запястье, она тут же потянулась ко мне губами, не для поцелуя, ни в коем случае. Мы бы никогда не позволили себе такую вольность при посторонних. Просто для того, чтобы прошептать мне одно единственное слово. И это было вовсе не 'удачи', а нечто куда приятнее для меня, как мужчины и жениха, в скором времени собиравшегося стать мужем. 'Люблю', – сказала мне моя леди, и большего поощрения мне не потребовалось.

Я спустился вниз, с помощью пары слуг облачился в парадную мантию, вынул из-под камзола тяжелую цепь с магистерской печатью и взошел на небольшое возвышение в северной части зала, на котором был установлен массивный стол и восемь кресел. Одно мое – центральное. Три по левую руку от меня, четыре по правую. Восемь магистров ордена, один из которых носит сан Великого Магистра. Именно они руководили не только рыцарским орденом Драконоборцев, но и всем Водным краем. Как не странно, не смотря на то, что Дюрмейм являлся владельцем Дракобоя, на магистерский постамент он никогда еще не всходил, потому что не желал довольствоваться саном обычного магистра. Он всегда, насколько я знаю, мечтал о печати и мантии верховного, но когда-то, когда у него был шанс занять то место, что досталось мне, он его упустил. Повел себя не совсем корректно, заявив, что готов начать новый поход против драконьей угрозы хоть завтра. Тогда он был молод, горяч. Но в ту пору большинство рыцарей Ложи уже прекрасно понимали, что новая война никому не нужна. Поэтому когда выбирали нового магистра кто-то, я до сих пор не знаю кто это был, выкрикнул мое имя. И меня поддержало большинство. Вот так я и оказался с печатью на шее и в мантии на плечах.

С возрастом Дюрмейм изменился. Причем разительно. То поражение оставило на нем свой неизгладимый след. Причем, в хорошем смысле этого слова. Он не озлобился, нет. Он переосмыслил свои взгляды. Я знал это, так как мы не раз спорили с ним до хрипоты. И былой непримиримости и воинственности в нем давно не осталось. Он научился видеть в драконах не зло, а нечто пусть не очень приятное, но необходимое. Научился мириться с их присутствием не только в нашем мире, но и в самом ближайшем соседстве с нами. Поэтому я выбрал его. Разумеется, мой выбор по большому счету ничего не значил. Но я был уверен, что назови я имя Михарея, это многих бы заставило задуматься.