Тоннель в один конец

Вот и теперь, завидев участкового, Голунов не стал выходить ему навстречу. Он какое-то время шумно крался за ним, прячась в поросли молодой ракиты, выясняя, не следит ли кто за Краюхиным. И лишь убедившись, что никто в деревне к участковому не проявляет интереса, высунул свою розовощёкую физиономию из кустов и призывно поманил участкового.

Лицо Краюхина исказила недовольная гримаса. Он-то понадеялся, что хоть сегодня этот зануда к нему не прилипнет. А ведь, какой день был хороший. И ведь не проигнорируешь. Не отстанет. Так что уж лучше сразу: быстрее начнёт свой «доклад», быстрее закончит.

Он обошёл кусты и остановился рядом с пригнувшимся Голуновым. Спросил, не скрывая раздражения:

– Ну. Что там у тебя? Снова тётка Авдотья теракт замыслила?

– Бери выше, участковый, – нисколько не обиделся на подначкуГолунов. – Тут дела покруче. Я, блин дырявый, «шпиёна» раскрыл!

– И кто ж им оказался? – с усмешкой спросил Краюхин. – Неужто дед Липкин? Или бабка Неделиха?

Названные личности были известны в деревне своим старческим слабоумием.

– Сарафанов вот кто! – торжественно изрёк Голунов.

– Лесник? – такого Краюхин не ожидал.

– Точно! – подтвердил Голунов, торжественно поднимая указательный палец.

– И что же Сарафанов высматривает в вашем захолустье? Какие секреты выведывает? Передаёт за кордон координаты медвежьих берлог? Или места лёжки диких кабанов? А может на секретные карты наносит расположение муравейников? Ну что ты опять несёшь, Семён! Тебе работать надо, а не ерундой заниматься! Середина августа, самая страда, а ты дурью маешься, за лесниками шпионишь. Вот погоди, если председатель опять на тебя пожалуется, я тебе впаяю принудительные работы месяца на три, чтоб знал, как филонить!

Краюхин рассердился не на шутку. Сарафанов ему, видишь ты, чем-то не угодил. Да таких мужиков да побольше – давно бы уже коммунизм построили! Герой гражданской с наградным маузером от самого Фрунзе. Несколько лет назад в одиночку скрутил четверых браконьеров. И дело свое знает.

Другие наградами своими брякают к месту и без, местечко потеплее выискивают. Да ещё и локтями распихивают, кто на пути встал. А Сарафанов не из таких. Взялся за дело и делает, да получше некоторых. А то, что бирюком на отшибе живёт, так профессия такая.

– А что ты на это скажешь?

Голунов огляделся, достал из-за пазухи тряпицу и развернул.

– Ну и что это? – спросил Краюхин после паузы.

– Карандаш шпиёнский, – торжественно провозгласил Голунов.

Штучка и впрямь была похожа на карандаш. Упругая полупрозрачная трубка, заострённая с одного конца. Внутри ещё одна, тоненькая трубочка, заполненная тёмно-синим. Наконечник отливал металлическим блеском.

Краюхин осторожно взял «карандаш» в руку, взвесил. Нет, не стекло. Лёгонький. И наконечник, хоть и блестит, а не из металла. Он тронул пальцем острие. Нет, таким, пожалуй, не заколешь.

Там где он касался острия, осталась синяя чернильная точка. Участковый провёл острием по ладони, оставив на ней тоненькую синюю полоску. Потёр след от «карандаша». Синяя дорожка слегка размазалась, но до конца не стёрлась.

Участковый хмыкнул. И впрямь карандаш какой-то.

– Где взял? – грозно спросил он у Голунова.

Голунов расплылся в улыбке. Наступал момент, который он любил больше всего. Подобрался, выпятил грудь и начал рассказ, как обычно – издалека.

– На Сысоев день[1] пошёл я в Бровкин лог. Там председатель нонче приказал пшеницу посадить. Вот я и решил проверить, не ищет ли кто там из наших хлебную матку. Сами знаете, кто в этот день найдёт молодой пшеничный стебель с завязью на двенадцать колосков: любое желание загадай – исполнится! Вот я и решил, блин дырявый, сделать рейд в рамках борьбы с суеверием. Ну вот. А когда назад возвращался, глядь, Сарафанов топает. Ну, я за ним, всё равно по пути. Нагонять не стал, от него ведь и слова не вытянешь. Бирюк бирюком. Идём. И у Дашкова ручья он как споткнётся, как носом по земле проелозит! И сидор, что он нёс, с плеча у него – кувырк! За сук зацепился, из него и посыпалось. Да всё вещи какие-то диковинные. Я, пока он всё обратно собирал, в кустах хоронился. И скажу, не тая – таких ни разу не видел. Проводки какие-то, коробочки, трубочки. А когда он всё собрал – что характерно, молча, хучь бы матернулся! – и дальше пошёл, я на том месте пошарился. И видишь, чего нашёл, блин дырявый!

Семён перевёл дух, заглядывая в глаза милиционеру. Мол, как тебе история, участковый?

Участковый задумчиво крутил в руках «шпиёнский карандаш».

– А ведь ты мне не всё рассказал, Семён, – вдруг сказал он. – Ты ещё что-то нашёл.

Голунов даже опешил от такой прозорливости Краюхина. Потом опомнился, но было поздно. Участковый прочитал всё по его лицу, как по открытой книге. Ухмыльнулся:

– Давай, показывай.

Семён покачал головой со смесью восхищения и досады, порылся за пазухой и достал ещё одну тряпицу. Развернул, и на свет появилась небольшая коричневая, блестящая, будто лакированная, коробочка, состоящая из двух частей.